Этот постинг дает сжатый синопсис политической истории Восточных Хунов, в основном известной с Китайской перспективы, не вдаваясь в археологические, социальные, экономические подробности, и другие Хунские аспекты, которые превратили бы синопсис в том. По пути E. de la Vaissière изящно распутывает связь между Китайским доморощенным термином Xiongnu и Хун, и связывает Среднеазиатских Хуннов с Восточными Хунами. Лучшим стартом для понимания Хунов является работа А.В. Дыбо Пра-Алтайский мир. Чтобы лучше понять людские потоки в конце Плейстоцена и в Голоцен надо обратиться к работе А. Клесова Тюркская ДНК-генеалогия. И чтобы понять людские потоки в Средней Азии, которые неотделимы от Скифского и Хуннского происхождения, хорошим археологическим синтезом является работа L.T. Яблонского Тюркские кочевники и Хорезмиа. А.В. Дыбо пришла к выводу, что Согдийский язык является комплексным ареальным языком не укладывающимся в модель семейного дерева, и W.B. Henning нашел, что ближе всего к Хорезмийскому не Иранские языки, а Индо-Иранский Пушту “...Хорезмийский поразительно напоминает Пушту...”. Совокупность этих исследований, а также Китайские исторические записи, которые позволяют проследить происхождение Хунов в Китае к появлению кочевых племен Чжоу (Zhou), и к появлению принесенных Чжоу (Zhou) особых втульчатых топоров и акинаков, делают очевидной предысторию Хунов до их выхода на переднюю сцену в 3-м в. до н.э. при защите их родины, и их старые Среднеазиатские  и Южносибирские корни. Подъем Восточнохунского государства был только одним эпизодом долгой истории. Чжоу (Zhou) вошли в историю как племена Бронзового Века, принеся готовую бронзовую технологию исконно общую с Южной Сибирью и Средней Азией, с первым записанным клинописью этническим именем Гути в до-Персидском Ближнем Востоке. Хунны вошли в историю как племена Железного Века, с готовой технологией железа также исконно общей с Южной Сибирью и Средней Азией. “Иранский мир” никогда не был исключительно “Иранским” миром.

Известная история Хуннов не начинается с 4-го века до нашей эры, она восходит к Восточной династии Чжоу ок. 1045 г. до н.э., Хунны появляются в целой серии Китайских именных глифов, фонетизированных еще большим набором различных произношений. Глиф и фонетизация Xiongnu - это всего лишь одна локальная форма, используемая конкретными книжниками определенного периода и читаемая последовательными поколениями ученых из разных школ, языков и наречий. Этот конкретный глиф 匈奴 читается по-разному, в Мандарине (Пиньинь) Xiōngnú, в Кантонском (Jyutping) hung¹ nou⁴, в Min Nan (POJ) Hiong-lô (https://en.wiktionary.org/wiki/匈奴). Имя 匈 вообще не этимологизировано, а модифицирующий определитель 奴 ((nú/nu², nou⁴, lô/nô соответственно) имени 匈 уничижительно означает «раб». Поскольку по-Китайски имя 匈 произносится как Xiōng/Hung/Hiong, оно просто и напрямую передает Тюркский этноним Хун, без необходимости какой-либо Европейской научной шумихи, игры в полную путаницу, и любых попыток замутить предмет. Самым ярким достижением в этом направлении является степень некомпетентности Европейских ученых за пределами вымышленых построений и авторитетный ввод в заблуждение

* * *.

Замечания и объяснения постинга, добавленные к тексту автора, и не отмеченные специально, приведены (синим курсивом в скобках) и в синих рамках.

ВОСТОЧНЫЕ ХУННЫ (Xiongnu, Hsiung-nu), великая кочевая империя на севере Китая во 2-м и 1-м веках до нашей эры, которая доходила до Ираноязычной Средней Азии и, возможно, принесла Хуннов Иранских источников Средней Азии.

Происхождение. Восточные Хунны  известны в основном из археологических данных и из главы 110 из Шиджи (Исторические записи) Сыма Цяня, написанной около 100 г. до н.э., которая им посвящена. Сравнение текстовых и археологических данных дает возможность показать, что Восточные Хунны  были частью более широкого явления - появление в 4-м веке до нашей эры элитных верховых солдат, Ху (Di Cosmo, 2002), на границах Китайских государств, которые расширялись на север. Первое упоминание о Хуннах в Китайских источниках датируется 318-м г. до н.э. Археологическi, эти Ху кавалеристы, похоже были наследниками длительного развития (Раннего Кочевнического Периода, с конца 7-го до середины 4-го века до н.э.), в течении которого произошел переход от агро-скотоводческого хозяйства к хозяйству с доминацией по временам исключительно конного скотоводства. (Author refers to a fact that all archaeological explorations were conducted in the settlements, thus missing the sparse nomadic component, the presence of which is archeologically detected in cultural influence and kurgan burials. The agro-pastoral economy belongs to the indigenous farming population) Среди этих народов, в 4-м и 3-м веках до нашей эры Восточные Хунны  оккупировали степные области северного Ордоса, а также области к северо-западу от большой излучины Хуанхэ. Многочисленные археологические находки на территории Внутренней Монголии и в Нинся (Ningxia) продемонстрировали существование кочевой культуры, которая была социально дифференцированной и очень богатой, в которой и железо и золото были в повседневном использовании, и которая была в постоянном контакте, как в военном, так и дипломатическом и коммерческом, с Китайскими княжествами (в частности, Чжао [Zhao] на юго-востокe). Эта культура, похоже, напрямую наследовала тем, которые ей предшествовали в этом районе, но в более широком масштабе (Хуннская керамика из Xigoupan или Aluchaideng является развитой формой керамики ранних кочевников Taohongbala; развитие продолжалось на монументе Maoqinggou от Раннего Кочевнического Периода до Хуннского периода, с переходом к номадизму около шестого века до нашей эры; другую точку зрения см. Минаев, 1996, стр. 11, который на основе погребальных материалов помещает место происхождения Хуннов далее на восток, к югу от Маньчжурии (Верхняя Xiajiadan культура), и ответ Di Cosmo, 1999, стр. 931-34). Мы не знаем, какое влияние могли иметь в этом развитии культуры Сака к  западу. (Under Saka culture is meant the Scythian culture in the east, from Caspian to Ordos and beyond. Under transition apparently is meant the transition of local Mongolian and Tungus farmers to agro-pastoral economy induced and in symbiosis with the large-nosed and hairy Hu Huns)

Название Восточные Хунны (Xiongnu, χi^wong nuo по Карлгрену) было также связано с другими племенными названиями античности с довольно схожим произношением, после расплывчато идентификации Шиджи (Прицак, 1959, резко раскритикованный Maenchen-Helfen, 1961). Кроме того, язык Хунну был предметом самых разнообразных гипотез, основанных на нескольких словах, в основном титулов или имен лиц сохранившихся в Китайских источниках: Алтайская, Иранская (Bailey, 1985, которая не нашла последователей) и Прото-Сибирская (Kетская). В настоящее время гипотеза Пулибланка (Pulleyblank 1962) в пользу Кетского кажется наиболее обоснованной (Vovin, 2000), хотя отнюдь не удостоверено ни что все племенные группы конфедерации принадлежали к одной языковой группе, ни что Хуннское позднее двустишие представляло их язык (Di Cosmo, 2002, стр. 163-65).

Империя Хунновв. Конфедерация Хуннов была дестабилизирована в 215 г. до н.э. аггресивной кампанией Китая, недавно объединенного Цинь (Qin), которая послала генерала Мэн Тянь (Meng Tian) захватить и укрепить пастбищенские области Ордоса и отогнать Хуннов и их шаньюя Тюмана на север. Хуннские племена объединились под харизматической фигурой сына Тумана Маодуня в 209 г. до н.э., разбили императора Гаозу (Gaozu), заставили его подписать унизительный договор в 198 г. до н.э., и опять заняли Ордос. Статус-кво продлился до 134 г. до н.э., в тот период Восточные Хунны  обеспечили свое возвышение среди степных обществ Восточной Азии. Этот период закончился по Китайской инициативе, они изгнали Хуннов к северу от Гоби в 121 и 119 гг. до н.э.

В области археологии, военное господство Хуннов породило следующие явления: Во-первых, развитие прото-урбанизации в Хуннский сфере, как например, крепости в раскопках А. Давыдовой (1995) Иволги на Селенге; селения, укрепленные или нет, как в Дурены (Давыдова и Миняев, 2002), где были ремесла и велось сельское хозяйство в дополнение к животноводству, что привело к новому прочтению Шиджи и Хань шу, в которых действительно указано, что шаньюй должно быть построил города чтобы сохранить зерно которое они получали как дань, и что они построили столицу (Минаев, 1996); во-вторых, обогащение и очень ясная Китаизация содержимого могил Хуннской аристократии, как например в могилах королевского кладбища Ноин-Ула, исследованных Козловым в 1924 году (Руденко, 1962), в которых были найдены многочисленные предметы роскоши импорованных как из Китая так и с Ираноязычного Запада, или в захоронениях в недавних раскопках на Егиин Гол (Giscard, 2002) (The accompanying goods found in the kurgan graves could as well come from the Turkic-speaking West, where the steppes around oases were populated by Turkic-speaking horse pastoralists, where Huns were in control of the Tarim basin, and had close relationship with Usuns and Kangars, whose control, in turn, extended to the Caspian Sea and included “Sute” Sogd, of which Weishu tells under entry for 457 AD: “The country of Sute is situated west of Pamirs. It is what was Yancai in ancient times. It is also called Wennasha. It lies on an extensive swamp and to the northwest of Kangju. It is 16,000 li distant from Dai. Formerly, Huns killed the king and took the country. King Huni was the third ruler of the line.” Huns controlled the Silk Road and had access to all goods travercing the continent. Older kurgan graves from Minusinsk depression, Issyk, Pazyryk and others also had grave goods from China and West, they had villages and forts).

Военное господство Хуннов также дало им контроль над Средней Азией и привело их в непосредственный контакт с Ираноязычным населением: в 176 г. до н.э. Маодун разгромил Тохаров (Yuezhi) Ганьсу, затем покорил Усуней, Луланов (Loulan), Киянов Ху (Hu Jie) и “двадцать шесть народов” региона. В 162 шаньюй Laoshang снова разгромили Тохарских (Yuezhi) беженцев в долине реки Или и заставили их перейти на юго-запад в оседлую Ираноязычную Среднюю Азию (Согдиана, Бактриана). В то время все страны Средней Азии признали, по крайней мере формально, сюзеренитет Хуннов: “всякий раз, когда посланник Хуннов появился в регионе [т. е. в западной части Средней Азии] с верительными грамотами Шаньюя, его сопровождали от государства к государству и снабжали продуктами питания, и никто не смел его задержать или причинить ему любую трудность” (Шиджи, Пер. Watson, стр. 244).

Тем не менее, их контроль в основном осуществлялся на северо-востоке Таримской впадины и Турфана, с Лоб Нором как западной границей: Управление Командующего Ответственного за Рабов, занимавшегося сбором налогов и барщиной, было создано около Карашара (Karashahr) . Контроль над Западом, похоже, был ограничен сбор дани с Усунов (Джунгарии) и Кангара (средней Сырдарьи и Согдианы), а дальше на юг Тохары (Yuezhi)  (Бактриана) были к ним враждебны (Even centuries later, up untill 9th c. AD, the household tax collected first by the Huns, then by Bulgars, then by Avars, then by Khazars, then by Ruses was one pelt from a household per year, a practically invisible amount).

Будучи выдавленными Китайцами на север, Восточные Хунны  вступили в период внутренних конфликтов, в ходе которого шаньюи быстро сменяли друг друга, и местные Хуннские короли боролись за центральное правление. На западе, в период между 115-м и 60-м гг. до н.э., ослабление Хуннской конфедерации открыло Китайцам возможность борьбы с Хуннами за контроль над западными районами. Основные события этой борьбы включают миссии Чжан Цяня (Zhang Qian) в поисках союзников в 137 и 115 гг. до н.э., рейд Китайской армии на Фергану в 101 г. до н.э., и бои за контроль над Турфанскин бассейном (Цзуши, Jushi) между 67 и 60 гг. до н..э. Управление Командующего Ответственного за Рабов просуществовал до 60 г. до н.э., когда его чазвание было заменено  Китайским эквивалентом Генеральный Протекторат Западных Территорий (см. Yü Ying-Shih, стр. 133).

В 57 г. до н.э. распад конфедерации привел к ее разделу между пятью, а затем двумя шаньюйями, один на Юге (Хуханье, Huhanye), поддавшегося Китаю в 53 г. до н.э., другой (Чжичжи, Zhizhi) контролировал Север и Запад. Последний, наконец, укрылся в Кангаре (Kangju), организовал королевство в долине Таласа, и был там разгромлен Китайским генералом Чжэнь Тан (Zhen Tang) в 36 г. до н.э., этот эпизод знаменует самое дальнее продвижение Хуннов и Китайских войск на территорию Ираноязычного Запада (Daffinà, 1969).

Последовавшая за этим мирный период закончился, когда Восточные Хунны  воспользовались проблемами в Китае (правление Ван Мана, Wang Mang, 9-23 н.э.) и отобрали назад контроль над Западом, до расщепления вновь в 48 н.э. на две группы, Южные Восточные Хунны  и Северные Восточные Хунны . Первая группа нашла убежище на севере Китая в 50 н.э., что привело к увеличению Хуннского населения в пространстве между Тайюань и Хуанхэ, которое продолжалось на протяжении нескольких веков. Их последний шаньюй исчез в начале третьего века, но Восточные Хунны , хотя и весьма Китaизированные, сохранили свою самобытность и играли важную роль в беспорядках и грабежах которые положили конец династии Джин (Jin) в Северном Китае в начале 4-й века (Honey, 1990).

Хотя Северным Хуннам на время удалось играть роль на Западе (их армии вмешались в Хотане и Яркенде после 61 н.э.), Китай восстановил контроль над областью Турфана в 74 н.э. и изгнал их из Монголии: шаньюй укрылся в долине реки Или в 91 н.э., в то время как многие племена Северных Хуннов сдались Китаю и были расселены внутри границ. В первой половине второго века Северные Восточные Хунны , численностью в несколько тысяч, продолжали вмешиваться в Хами и в районе Турфана. Мы ничего не знаем об их судьбе: в Вей Лю (Wei Lue), написанной в середине третьего века, Восточные Хунны  полностью отсутствуют в предгорье к северу от Тянь-Шаня (Chavannes, 1905).

Восточные Хунны  и Хунны. Могли ли эти Восточные Хунны породить Хуннов, которые появились на Волге в 370 г. н.э., прежде чем они вторглись в Европу? Вопрос этот весьма спорный, и является предметом многочисленных работ с тех пор как de Guignes впервые предложил отождествить эти две группы в 1758 году. Ссылка в одном из самых ранних Согдийских документов, принятых называть Древними Письмами, от 313 г. н.э. на Xwn грабителей Лояна, где Китайские источники говорят о Восточных Хуннах, казалось, была решающим аргументом в пользу такого отождествления (Henning, 1948) до тех пор  пока O . Maenchen-Helfen не пытался несколько раз доказать, что они были несвязанны, в основном с использованием археологических данных, но и с критическим анализом текстов. Хотя мы признательны за то, что последний продемонстрировал сложность Хуннского вопроса (Maenchen-Helfen, 1973), и хотя его тщательность в основном преобладала (см., например, Sinor, 1989, Daffinà, 1994, а также последний синтетический обзор в Golden, 1992, стр. 57-67 и 77-83), здесь будет предпринята попытка показать, что рассуждения Maenchen-Helfen, вполне приемлемые с этнической точки зрения (Восточные Хунны  в основном состояли из конгломерата народов), не могут быть приняты в терминах политической идентичности (la Vaissière, 2005b).

Во-первых, представляется возможным доказать, что имена действительно идентичны. В 313 г. это был Согдийский торговец пишущий в коридоре Ганьсу, который в письме корреспонденту в Самарканде описывал с точностью грабежи южных Хуннов в Китае, назвая их Xwn, именем которое должно относиться к Хуннам (Henning, 1948, взгляд, признанный Maenchen-Helfen, 1955, стр. 101). Должно ли оно относиться к имени Хуннов (χi^wong nuo)? Это соответствие не представляет никаких проблем для специалистов в Китайской фонологии (Пулибланк, 1962, стр. 139), и превыше всего трудно понять, какое другое происхождение может дать этому имени, которое всегда дается как эквивалент Xiongnu в всех первых его появлениях в Средней Азии: отдельно от Согдийского древнего письма, необходимо также привести Буддийские переводы Zhu Fahu (Dharmarakşa), одного Тухси (Yuezhi) из Дуньхуана, который в 280 н.э. перевел Tathāgataguhya-sūtra с Санскрита на Китайский, и передал Hūņ a как Xiongnu (Lévy, 1905, стр. 289-90, версия на Санскрите не сохранилась, но существует Тибетская версия, который дает Hu-na), а затем он делал то же самое в 308 г. в своем переводе Lalitavistara (версия которого на Санскрите сохранилось) (Daffinà, 1994, стр. 10).

Согдийцы были знакомы с Хуннaми с расширением их империи в западную часть Средней Азии во 2-м веке до нашей эры, и можно не сомневаться в качестве доказательств (в отличие от Sinor, стр. 179, который предполагает, что имя Хуннов является всеобщим, не задаваясь почему, и, превыше всех Maenchen-Helfen 1955, который неубедительно пытается дискредитировать свидетельства очевидцев, сравнивая их с чисто теоретическими примерами); необходимы веские причины чтобы захотеть считать, что Согдийский купец и монах-Тохарец (Yuezhi) из Дуньхуана не назвали их их настоящим именем, по остающимися неизвестными причинам (несмотря Парлато, 1996).

Но эти тексты не означают, что Хунны Европы и Средней Азии после 350 сами были потомками Восточных Хуннов : можно себе представить, что имя Xwn или Huna - это точное слово для описания Южных Хуннов которые грабили Северный Китай в 4-м веке, как и древние Восточные Хунны , известные в далекой Индии - могло тогда было вновь использовано для очень разных кочевых народов. Далее, у нас есть доказательства такого использования: в Согдиане в 8-ом веке, Турков иногда называют Xwn (Grenet, 1989), и какие-то Хунны некоторых текстов Хотана не могут быть Хуннами (например, в Bailey, 1949, стр. 48). Но это общее название произошло с нуля, и только гипотеза Восточных Хуннов  может объяснить его.

Более того, Вэй Шу, об информации именно 457-го г., говорит: “Ранее, Хунны убили короля (Согдианы), и захватили страну. Король Хуни (Huni) является третьим правителем династии”(пер. Enoki, 1955, стр. 44). Это приводит датировать вторжение “Xiongnu” в Согдиану первой половиной пятого века. И здесь вряд ли есть основания сомневаться в этом прямом свидетельстве происходящем из доклада официального Согдийского посланника в Китае (см. Enoki, 1955, стр. 54-57). Кроме того, личные имена найдены в граффити Согдийского караванщика в верховьях Инда (3-5-й века нашей эры, см. Sims-Williams, 1989 и 1992) нередко включают в себя имя или фамилию Xwn, в то время как оно уже не существует в более позднем своде текстов (Китайские документы из Турфана), что отражает наличие вторгнувшихся Хуннов в Согдиане и слияние населения (la Vaissière, 2004, стр. 77-78, 2005, стр. 81-82) во время точного периода времени.

Тем не менее, это еще не означает, что вторгнувшиеся были Xунны/Восточные Хунны, но по крайней мере, они претендовали что они были. Для того, чтобы пойти дальше, в первую очередь необходимо подчеркнуть, до какой степени свидетельство Вэй Шу о Хуннах на Западе является изолированным. Начиная с гипотезы de Guignes, ученые несколько раз пытались определить миграционное движение Хуннов на запад. Долгое время эпизод упомянутый выше (переселение шаньюя Zhizhi в долину Талас) был использован для этой цели: Восточные Хунны , которые сопровождали Zhizhi на запад считались предками Хуннов в Европе. Это невозможно, так как Китайские источники подчеркивают небольшое количество этих Хуннов (Daffinà, 1969, стр. 229-230). Даже если принять во внимание последние записи о Северных Хуннах к северу от Тянь-Шаня (153 н.э.), два века все еще отделяют их от вторжения в Согдиану, в то время как у нас нет оснований полагать существование движения на запад Южных Хуннов. Но в других местах Вэй Шу говорит об “остатках потомков Хуннов” как о западных соседях около 400 н.э. ветви Жужан (Juanjuan) к северо-западу от Гоби (Вэй шу, Wei shu, 103.2290). Эта информация не без интереса, т.к. она указывает на выживание Хуннской индивидуальности далеко на север, далеко за пределы поля зрения Китайских источников, в том самом месте где можно было бы ожидать найти Xуннов/Восточные Хунны вскоре после того как некоторые из числа их основных войск перешли Волгу и другие перешли Сырдарью, оставив эти небольшие группы позади.

С археологической точки зрения, теперь есть немного сомнений, что Хуннские казаны из Венгрии действительно происходят Хуннских. Более того, они были использованы и похоронены на тех же местах, на берегах рек, факт доказывающий существование культурной преемственности между Восточными Хуннами и Хуннами (Erdy, 1994; de la Vaissière, 2005b).

   

Хунны Средней Азии тем самым осознанно наследствовали Восточным Хуннам и зарекомендовали себя как их наследники, и вероятно среди них существовал подлинный Хуннский элемент, хотя, вероятно, он был в меньшинстве в конгломерате различных народов. Это только предположение, которое включает все известные факты с учетом нынешнего состояния нашей информации.

Восточные Хунны/Xунны в Средней Азии в 4-м веке. Мы не будем здесь касаться Хуннов, появившихся около 370 г. н.э. на Волге до их вторжения в Европу (см. Maenchen-Helfen, 1973), ни странами Среднеазиатскими династиями пятого века, которые иногда в источниках названы Хуннскими (о Кидаритах, которые появиллись только после 420-го года, см. Grenet, 2002, см. KIDARITES). В Средней Азии первые упоминания которые должны быть приняты во внимание датируются начиная с 350-го г. н.э. Тогда Аммиан Марцеллин упоминает в первый раз в своем рассказе восточных врагов Персов, Хионитов (XVI, 9, 3-4). В 356 г., Šāhpur II воевал против Хионитов на Востоке, затем заключил союз: король Хионитов, Grumbates, участвовал в осаде Амида (Диярбакыр) в 359 г. (XIX, 1, 7). Теперь это имя засвидетельствовано около 430 года в Бактрийских документов для князя королевства Роб (к северу от Гиндукуша) в виде Gurambad (Sims-Williams, 1997, 13 док. 4). Влияния Авестийской Hyaona может быть достаточно, чтобы объяснить форму Хион (Chion), который расходится по сравнению с Xwn, Huna, и Hūņa. Эти Хиониты могли достичь границ Сасанидов в 350 г. н.э.. Борис Маршак, по другим причинам (1971, стр. 65) считает что Хиониты были не Хунны, а горцы Гиндукуша, эта гипотеза подтверждается тем фактом, что Аммиан Марцеллин, который знал и Европейских Хуннов и Хионитов, никогда не делал связи между ними (Sinor, стр. 179), и, возможно, именем Gurambad. Тогда было бы необходимо определить вторжение Восточных Хуннов/Хуннов на одно или два поколения позже: в то время Армянские источники указывают, что Сасаниды, между 368 г. и смертью Шапура II (379), потерпели поражение от “царя Кушан” правящего в Балхе- (Фаустус Византийский, V, vii и V, xxxvii, пер. Garsoian, 1989, стр. 187-98 и 217-18), и королевство Кушано-Сасанидов рухнуло в то время. Более того, в конце 4-го века alchonno Каписа и Гандхара начали чеканить свои собственные монет с использованием монет Шапура II, что хронологически прекрасно согласовалось бы (об этих монетах см. Alram, 1996, который связывает их с Кидаритами, а в более общем ракурсе Göbl). Но это чтение оспаривается, потому что некоторые монеты могут читаться alchanno, т.е. именем которое должно бы быть связано с rājālakhāna Индийской легенды.

Это вторжение, и последующие разрушили оседлую экономику Ираноязычной Средней Азии: Бактриана, разоренная в течении более века (до експансии Эфталитов в середине пятого века), упала как основной центр населения и богатства, так же из-за наступления кочевников как и из-за энергичного сопротивления Сасанидов, в то время как Согдиана, которая была быстро побеждена, восстановилась. В Бактриане, все имеющиеся данные согласно предоставляют картину резкого спада области в течение периода со второй половины 4-го века до 6-го века: запущенная ирригационная сеть (долина Вакша), несколько слоев пожаров (Chaqalaqtepe), заброюенные поселения(Dilberjin Tepe, Emshi Tepe), пустые слои в стратиграфии памятников (Tepe Zargarаn в Балх-), некрополи над древними городскими районами (Termed, Dalverzintepe), разорение (Каратепе). Наоборот, население области к северу Сырдарьи, будь то дельта (культура Djetyasar) или средний курс (культура Kaunchi), кажется, под давлением Хуннов нашли убежище в Согдиане, и быстро вернулись для возделывания на заброшенные земли. Или наоборот, памятники культуры Djetyasar были полностью заброшены, и город Канка в среднем течении Сырдарьи уменьшился до одной трети от своей первоначальной площади (Grenet, 1996, de la Vaissière, 2002, стр. 105-16 ). Можно также отметить, что памятники Džetyasar близки к области, в которую Западные источники помещают Европейских Хуннов до пересечения ими Волги. Те люди, которые появились с Севера, влились в местное Согдийское население, которые не исчезло. Согдиана быстро восстановила себя в 5-м веке под стабильной Хуннской династией , а затем под Кидаритами.

Bibliography:

M. Alram, “Alchon und Nēzak. Zur Geschichte der iranischen Hunnen in Mittelasien,” in La Persia e l’Asia Centrale da Alessandro Magno al X secolo, Atti dei Conveigni Lincei, 127, Rome, 1996, pp. 519-54.
H. W. Bailey, “A Khotanese Text concerning the Turks in Kantsou,” Asia Major, NS 1, 1949, pp. 28-52.
Idem, “Iranian in Hsiung-nu,” in Monumentum Georg Morgenstierne, I, Leiden, 1981, pp. 22-6.
Idem, Indo-Scythian Studies: being Khotanese Texts, VII, Cambridge, 1985, pp. 25-41.
T. J. Barfield, “The Hsiung-nu Imperial Confederacy: Organization and Foreign Policy,” Journal of Asian Studies 41/1, 1981, pp. 45-61.
É. Chavannes, “Les Pays d’Occident d’après le Wei Lio,” T’oung Pao, series II, vol. VI, 1905, pp. 519-71.
P. Daffinà, “Chih-chih Shan-Yü,” Rivista degli Studi Orientali, 1969, 44/3, pp. 199-232.
Idem, “Stato presente e prospettive della questione unnica,” in S. Blason Scarel, ed., Attila. Flagellum dei?, Rome, 1994, pp. 5-17.
A. Davydova, Ivolga archaeological complex. Part 1. Ivolga fortress (Archaeological Sites of the Hsiungnu, 1), Saint Petersburg, 1995.
A. Davydova, S. Minyaev, Complex of Archaeological Sites near Dureny (Archaeological Sites of the Hsiungnu, 5), Saint Petersburg, 2002.
N. Di Cosmo, “The Northern Frontier in Pre-Imperial China,” in M. Loewe and E. L. Shaughnessy, eds., The Cambridge History of Ancient China, chap. 13, Cambridge, 1999, pp. 885-966.
Idem, Ancient China and its Enemies. The Rise of Nomadic Power in East Asian History, Cambridge, 2002.
K. Enoki, “Sogdiana and the Hsiung-nu,” Central Asiatic Journal 1, 1955, pp. 43-62.
M. Erdy, “An Overview of the Xiongnu Type Cauldron Finds of Eurasia in Three Media, with Historical Observations,” inB Genito, ed., Archaeology of the Steppes, Naples, 1994, pp. 379-438.
N. Garsoian, tr., The Epic Histories Attributed to P’awstos Buzand (Buzandaran Patmut’iwnk), Cambridge, Mass., 1989.
P.-H. Giscard, “Le premier empire des steppes,” in J.-P. Desroches, ed., L’Asie des Steppes d’Alexandre à Gengis-Khan, Paris, 2002, pp. 135-41.
R. Göbl, Dokumente zur Geschichte der iranischen Hunnen in Baktrien und Indien, 4 vols., Wiesbaden, 1967.
P. Golden, An Introduction to the History of the Turkic Peoples,Turcologica 9, Wiesbaden, 1992.
F. Grenet, “Les ‘Huns’ dans les documents sogdiens du mont Mugh (avec un appendice par N. Sims-Williams),” Études Irano-aryennes offertes à Gilbert Lazard, Cahier de Studia Iranica, 7, 1989, pp. 165-84.
Idem, “Crise et sortie de crise en Bactriane-Sogdiane aux IVe-Ve s. de n.è.: de l’héritage antique à l’adoption de modèles sassanides,” in La Persia e l’Asia Centrale da Alessandro Magno al X secolo,Atti dei Convegni Lincei, 127, Rome, 1996, pp. 367-90.
Idem, “Regional Interaction in Central Asia and North-West India in the Kidarite and Hephtalite Period,” in N. Sims-Williams, ed., Indo-Iranian Languages and Peoples,Proceedings of the British Academy 116, London, 2002, pp. 203-24.
W.B Henning, “The Date of the Sogdian Ancient Letters,” BSOAS, 12/3-4, 1948, pp. 601-15.
D.B Honey, The Rise of Medieval Hsiung-Nu: The Biography of Liu-Yüan,Papers on Inner Asia, 15, Bloomington, 1990.
É. de la Vaissière, Histoire des marchands sogdiens,Mémoires de l’IHEC, 32, Paris, 2004.
Idem, Sogdian traders. A History, Leiden and Boston, 2005
Idem, “Huns et Xiongnu,” Central Asiatic Journal, 49, 2005b, pp. 3-26.
S. Lévy, “Notes chinoises sur l’Inde V. Quelques documents sur le bouddhisme indien dans l’Asie centrale,” Bulletin de l’École Française d’Extrême-Orient 5, 1905, pp. 253-305.
O. Maenchen-Helfen, “Pseudo-Huns,” Central Asiatic Journal l, 1955, pp. 101-16.
Idem, “Archaistic Names of the Hiung-nu,” Central Asiatic Journal 6, 1961, pp. 249-61.
Idem, The World of the Huns. Studies in Their History and Culture, Berkeley, 1973.
B. I. Marshak, “K voprosu o vostochnykh protivnikakh Irana v V v.” [On the problem of the Oriental enemies of Iran in the fifth century], Strany i narody Vostoka, 10, 1971, pp. 58-66.
S. Minaev, “Archéologie des Xiongnu en Russie. Nouvelles découvertes et quelques problèmes” Arts Asiatiques 51, 1996, pp. 5-12.
S. Minyaev, Derestuj Cemetery (Archaeological Sites of the Hsiungnu, 3), Saint-Petersburg, 1998.
S. Parlato, “Successo euroasiatico dell’ etnico žUnni’,” in La Persia e l’Asia Centrale da Alessandro Magno al X secolo (Atti dei Convegni Lincei, 127), Rome, 1996, pp. 555-66.
O. Pritsak, “Xun, der Volksname der Hsiung-nu,” Central Asiatic Journal 5, 1959-60, pp. 27-34.
S. I. Rudenko, Kul’tura Khunnov i Noinulinskie kurgany [The Culture of the Huns and the Kurgans of Noin-Ula], Moscow, 1962.
N. Sims-Williams, Sogdian and other Iranian Inscriptions of the Upper Indus, I-II, Corpus Inscriptionum Iranicarum, II/III, London, 1989-1992.
Idem, New Light on Ancient Afghanistan. The Decipherment of Bactrian, London, 1997.
D. Sinor, “The Hun Period,” in D. Sinor ed., The Cambridge History of Early Inner Asia, Cambridge, 1990, pp. 177-205.
A. Vovin, “Did the Xiong-nu Speak an Yeniseian Language?” Central Asiatic Journal 44-1, 2000, pp. 87-104.
B. Watson, tr., Sima Qian, Records of the Grand Historian: Han Dynasty II, New York, 1993.
Ying-Shih Yü, “The Hsiung-nu,” in D. Sinor, ed., The Cambridge History of Early Inner Asia, Cambridge, 1990, pp. 118-49.

November 15, 2006

(Étienne de la Vaissière)

Originally Published: November 15, 2006

Last Updated: November 15, 2006