Тюркские Языки | ||
Галина Шуке Были ли латыши тюрками? Феномен обнаружения тюркского субстрата Прибалтики Даугавпилс, 2010, ISBN 978-9984-49-046-5 © Galina Shuke, 2010 |
||
Линки |
||
Были ли латыши тюрками- - Галина Шуке - Google Books www.kaynakca.info/eser_dosya/2161199_turcs_english.doc galile25<oops>yahoo.com |
||
Введение Постинга |
||
Человечество имеет неудержимое желание придумать или узнать откуда мы взялись. Началось с
придумываний, а теперь переходся к узнаванию. Лингвистика кружила вокруг темы как
Меркурий кружит вокруг Солнца, слишком жарко приблизиться, слишком ярко глядеть.
Этот постинг предлагает анализ, утверждающий что Латышский и Русский языки выросли из
Тюркских языков, и таким образом отождесвляет Балто-Славянский праязык с Тюркскими
языкми. Галина Шуке выражает развитое в ее работе мнение, что “Тюркский язык стоит ближе к колыбели
человечества, чем любой другой язык”. В сущности, это утверждение
уравнивает гипотетический Ностратический язык с Тюркскими языками, и т.о. с Германскими
языками. Холитистически целостный подход исследователя приносит плоды отброшенные
парциальными исследованиями.
Предлагаемая цитата из работы Галины Шуке - это работа практического полиглота-лингвиста, которая не следует шаблонной модели семейного древа приписывающей все фонетические изменения внутренним процессам, а подходит к языку с пониманием того, что жизнь перемешивала языки и людей, и разные народы взаимовлияли на генетику и общение в значительной степени стохастического эволюционного процесса. Что исконно латышский автор нашла турецкий язык особенным, безусловно значительно, придавая веру в ее объективность и независимость мшления, и добавляет ее исследованию измерение неотягощенного творчества. Процесс отказа от моделисемейного древа обещает быть длительным и болезненным, не легче, чем отказ от Аристотелевской вселенной, и еще долгие годы мы будем видеть зады лингвистов, заглядывающих за край Земли, но орудия в их распоряжении далеки от всесильности доктринистов провозглашавших анафемы неверующим. Модель семейного древа, которая спутала Евразию с какими-то отдаленными изолированными островами в Мировом океане, вероятно засидится в языковых кельях и в конце концов выживет, ностальгически пережевывая старые звездатые *реконструкции, которые когда-то подавались как каноническое знание. Чудо современной европеистской этимологии не менее удивительно, чем ходьба пешком по воде. Этимологические шоры ограничивают горизонт латинским и греческим, как детьми Ноя, и далее идут звездные *реконструкции библейского типа, играющие роль лингвистических Адама и Евы. Русская этимология следуует тому же примеру, останавливаясь на глубине славянской письменноси, что-то около 10 в. В большинстве случаев, флексивных характер европейских языков, а также различные индивиуальные местные наречия создают варианты достаточно удаленные от основ необыкновенно жестких тюркских корней, позволяющий подслеповатым и нелюбознательным не видеть явного субстрата. Этимологический карточный домик, однако, может быть легко потревожен невинным любознателем, и достаточно обнаружить один субстрат в одном европейскогм языке, чтобы обрушить всю европоцентристскую лингвистику. Там, где этимологические определения зависают в воздухе, как в случае германской ветви, пробелы могут быть заполнены субстратным тюркским языком, закрыв цепочку без изобретенных *реконструкций. Это чудо может быть легко выполнено элементарно убрав с глаз шоры. Вместо множества тупиков и фокусов, мы проследим генетическое направление, и в одно мгновение этимология станет рациональной. Эта языковая работа требует понимания основ, используемых в работе. Лексис - это все значимые словесные формы и грамматические функции языка. Лексикон - это набор слов в языке. Если лексис - это здание со всеми его отличиями и красотой, то лексика - это куча различных кирпичей из которых здание построено, без раствора, арматуры, и украшений. Изучение лексики для понимания языка - это как изучение кучи кирпичей для понимания здания. В практике европоцентристской лингвистики принято игнорировать морфологию в целом, и суффиксов передющих смысл в частности. Морфология - это практика формирования слов, например, в русском языке морфологических суффиксы дают словам разные значения и различные грамматические функции: учить/учи (г.) => учитель (с.), учить (г.) => учение, ученый (с.), учить ( г.) => учащийся (прил.); суффиксы (и суффиксные окончания) несут стандартные значения, -ель делает человека, -ен производит отглагольное существительное, -ий- производит наречие. Корень “уч” может быть заменен на другой корень, грамматический результат будет тот же: смотреть/смотри, смотритель, смотрение. Не все суффиксы в руском языке тюркские, некоторые пришли из других языковых групп, некоторые из них инновации.Придумывание новых слов при стабильны суффиксах - это детская игра, они появляются ежедневно, омере того как жизнь требует новых названий для новых реалий. С фонетикой история другая. Звуки изменяемы, они меняются во времени, с географией, с миграциями и примесями, и кто знает с чем еще. Хорбун станет горбуном, оки станут очами, медъ станет мёдом светлыя станут светлыми. Некоторые тенденции фонетических изменений могут быть формализованы, но большинство из них не укладываются ни в какую модель, делая открытые "фонетические законы” не более, чем интуитивными тенденциями. Несостоятельность "фонетических законов” проявляется в том, что они являются однонаправленными, глядят назад, ничего в этих законах (в последнее время переименован в “правила”) не говорит что произойдет через 100 лет в условиях неограниченных средствах массовой информации, печати и стандартизированного вещания, то есть ни один из открывателей не мог бы написать в 1870 году фразу на родном языке предсказывающую как фраза будет звучать к 2010 году нашей эры. А без предсказывающего потенциала, это судебная экспертиза, а не какие-то законы. Сравнение лексиконов и попытки добраться до доисторического уровня чреваты помехами, как в отношении сигнал-помехи. Чтобы удержать энтузиастных лингвистов от фигментов воображения, лингвистика разработала систему контроля и баланса, которая помогает притормозить полет фантазии. С ростом компьютерной грамотности растет признание математических методов в языкознании, отталкивающих для старой школы лингвистов. Для лексики, используются метод Сводеша, который в равной степени применим к моделям семейного древа и волновой, по количественному анализу установленого родства; разумныe критериi для установления родства сформулировал G.Doerfer ; и метод статистической оценки случайного сходства предложил M. Rosenfelder . Эти критерии не распространяются на морфологию, но с логичной прозрачностью в применении и функциональным сходством, нужно быть хитрый идиотом, чтобы отрицать преемственность между Английским dimension и Латинским dimensione, или Тюркским baiyar, Русским бояр, и Индийским Boyar (каста) . Автор анализирует современный русский язык на общность между латышским и русским, которые открывают их общее прошлое, когда ни Латвии, ни России не существовало. Таким образом, ссылки на Россию/Русский до 10 в. следует понимать как на Славянский, до 6 в. как ветвь балто-славянского, и до новой эры как Балтский. В работе, Россия и Российский порой также используются как географические термины, о территории современного государства СССР до его распада, и, соответственно, в таких случаях они включают в себя языковые области Белоруссии и Украины. Термин Латгал/Латгальский относятся к предкам современных латов (латышей), и их раззновидностью латышского языка. Номера страниц указаны синим в начале страницы. Разъяснения и комментарии постинга даны (синим курсивом в скобках), в синих рамках, и выделены синими подзаголовками. |
||
СОДЕРЖАНИЕ | ||
|
Галина Шуке Были ли латыши тюрками? Феномен обнаружения тюркского субстрата Прибалтики |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Исследователям свободным от политических предрассудков и амбиций, служащим Её Величеству Истине, посвящаю.
4
Языки мира - существует ли между ними родственная связь? И какая? Ученые делят их на семейства и группы, однако, к общему знаменателю до сих пор не пришли. Каким был первый язык человечества, язык - основа, язык - мать? Ответ на этот вопрос представляется наиболее важным для разгадки многих лингвистических тайн. Прогрессивными учеными мира развивается и поддерживается учение о моногенизме 1, согласно которому современное человечество представляет собой единый вид (Homo sapiens), а человеческие расы - внутривидовые подразделения, образовавшиеся в результате заселения человеком современного вида разных географических зон земного шара. Моногенизм доказывает, что все народы исторически восходят к единому праис-точнику, а их языки - к единому праязыку. Так, финский языковед и этнограф XIX века Матиас Александр Кастрен, исследовавший языки и этнографию финно-угорских, самодийских, тунгусо-маньчжурских и палеоазиатских народов и составивший грамматики и словари для двадцати языков, предложил теорию родства финно-угорских, самодийских, тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языков. В 60-х годах XX века, рассмотрев сходства алтайской, дравидской, индоевропейской, картвельской, семитохамитской и уральской языковых семей, российский ученый В. М. Иллич-Свитыч доказал научную обоснованность гипотезы о родстве языков, выдвинутую датским ученым X. Педерсеном. Данные, приведенные в работе В. М. Илли-ча-Свитыча, показывают, что в каждой семье имеется охватывающая все стороны языковой культуры совокупность десятков элементов, сходных с соответствующими элементами других сравниваемых языковых семей. Более того, несмотря на отдаленное родство, в большинстве их достаточно отчетливо сохранены некоторые наиболее устойчивые системы тождественных по происхождению морфем 2 . Если внимательно посмотреть на карту мира, то удивляет сходство немалого числа географических названий, напр., Кемерово в России, город и область с цепью каменноугольных шахт, Кемери - один из цепи курортных городков, протянувшихся вдоль побережья Балтийского моря, Кемер - город - курорт на берегу Средиземного моря в Турции; Мальта - название острова в Средиземном море, с. Мальта, позднепалеолитическая стоянка в Сибири, городка Малта в Латвии, а также одного из районов Истанбула - Малта; речка со странным названием Цна - приток Днепра и р. Цна в бассейне Оки, Каспий (Каспийское море) и р. Каспли приток Даугавы/ Западной Двины, Усо-лье - г. в Пермской области и г. Усолье в Иркутской области, г. Nerethaza в Венгрии и г. Nereta в Латвии, река Visla в Польше и р. Vizla в Латвии, Крым - черноморский полуостров и местечко Крымулда в Латвии. Учитывая родство языков, о котором говорят ученые, не попытаться ли нам по-новому взглянуть на географические названия планеты, предполагая наличие родственной связи между этими словами? Известно, что в турецком языке kemer означает “пояс”, malda - “в наследии”, “в состоянии”, “в собственности”, tisina - “шипение”, kasip/kasmak - “уменьшать, укорачивать”, usul — “корни, предки”, viz “жужжание” (аффикс -la в тур. яз. означает “с”), kirim - “порубка, резня”. Почему мы обращаемся именно к турецкому языку? Что выделяет его среди других языков? Что в нем особенного? Турецкий язык является представителем тюркских языков, группы, в которую входит более 50 живых языков. Тюркологи отмечают особую древность тюркских огузских языков. Название “огуз” сложилось из тюркских слов “ак” “белый, седой” и “уз” - древнейший тюркский этноним 3 (ср. с тюркским словом “аксакал”, состоящим из слов “ак” “белый, седой”, “сакал” “борода” - почтительное величание старца). Одним из наиболее древних огузских языков является турецкий.
В турецком языке “турок” и “тюрок” называются одним и тем же словом Türk, а слово turkoloji означает “тюркология” и “туркология”, что говорит о близости этих понятий. Ареал тюркских языков необыкновенно велик по своим размерам и географии: мы и сегодня находим в Восточной Европе народ, говорящий на языке тюрков-огузов и проживающий рядом с восточными славянами. Это гагаузы - gok oghuz. Языки народов Туркмении и Турции также являются языками тюрков-огузов, т.е. эти тюркские народы Европы, Малой и Средней Азии говорят на близкородственных языках.
Поражает древность тюркского рунического письма и широчайший ареал его распространенности. Латвийский географ и журналист Юрис Пайдерс отмечает, что памятники тюркских рун “рассыпаны” по всей Восточной Европе и центральной части Азии. Исследователи говорят о том, что немецкие руны, от которых происходит скандинавское руническое письмо, поразительно похожи на тюркские 4.
Лингвисты доказывают наличие тюркских корневых морфем и словообразовательных аффиксов в языке басков, в языках индейцев Америки, в языке шумеров и этрусков, древнейших народов, вклад которых в создание культуры человечества общеизвестен 5 . С помощью тюркских языков расшифрованы Глозельские надписи, найденные во Франции (http://en.wikipedia.org/wiki/Glozel, Inscription Corpus). Вызывает удивление тот факт, что в названиях многих стран и народов земли мы находим турецкие корневые морфемы. Ср., напр., тур. eski “древний” и название древнего народа эскимосы, irak —“далекий” и название страны Ирак, ugramak “заглянуть ненадолго” и название народа угры, гл. burumek/burutu “окутывать, покрывать/ окутал, покрыл” и народа буряты, проживающего как в России, так и на С. Монголии и С.-В. Китая, acar “сильный, энергичный, сметливый” и народность Грузии аджарцы и т.п. Поражает многочисленность и широчайшая география топонимов на карте земли, содержащих тюркские корневые морфемы: Анды, Альпы, Карпаты, Крым, Балканы, Алтай и т.д. (And the most popular generic Türkic word for the mountains, tau/tag/dag covers the whole Eurasia, form Tavr to Taurus, and most of the written history). Все это невольно заставляет обратить серьезное внимание на тюркские языки в связи с поиском протоязыка 6 человечества.
6 Несколько лет назад, приступив к изучению турецкого языка, автор данного исследования столкнулась с удивительным фактом: большое количество слов родного русского языка оказалось образованным от турецких корневых морфем. Изучение грамматики турецкого языка дало знания о турецких словообразовательных аффиксах и словообразовательных моделях языка, что позволило разглядеть модели, по которым исторически должны были образовываться слова в русском языке. Знание формообразовательных и словообразовательных аффиксов турецкого языка заставило обратить внимание на многочисленные географические названия Латвии, значения которых не связаны с латышским языком, но которые, как оказалось, легко “расшифровываются” с помощью турецкого языка. Латышский язык автору данного исследования не приходится материнским, но преподаванием его автор занимается уже много лет. Взгяд на латышский язык через призму турецкого языка обнаружил глубокую связь латышского языка с турецким, уводящую в отдаленное прошлое, в те времена, когда территория современной Латвии, освободившаяся от ледника, стала заселяться человеком. Это и побудило заняться данным трудом: прослеживанием этапов развития человечества, исследованием места возникновения колыбели европейской культуры, определением времени появления человека на восточном побережье Прибалтики, прослеживанием развития здесь его языка, связи этого языка с окружающим миром. Результатом обнаружения тюркских топонимов на территории современной Латвии, элементов тюркского субстрата в латышском языке, а также общей для латышского и тюркского народов символики явилась гипотеза, что латышский язык зародился на основе тюркского языка 7 на территории Восточной Прибалтики эпохи мезолита. Русский язык, также имеющий под собой тюркскую основу и зародившийся там же и приблизительно в то же время, набирает изрядное количество лексики из латышского языка, какое-то время развивается рядом с латышским языком, параллельно последнему, а затем следует своим путем, не прерывая связи с тюркским языком, тогда как прямая связь латышского языка с тюркским на определенном этапе иссякает, оставляя лишь возможность заимствования немногих тюркских слов из русского языка. Целью данной работы является попытка показать тюркскую основу, т.е. тюркские корни, обоих языков, и выделить этапы развития данных языков на тюркской основе. Для достижения намеченной цели прежде всего мы обратимся к истории мира, а также к лингвистическим исследованиям, чтобы определить корни тюркского языка, его место в истории развития языков, отвечая на вопрос когда и как возникла возможность появления тюркского языка на территории Прибалтики, в какую историческую эпоху на почве этого языка начал формироваться и развиваться латышский язык. Затем мы внимательно посмотрим на карту мира, чтобы убедиться в особой роли тюркского языка в истории народов и языков мира. Далее мы произведем анализ лексической, фонетической и грамматической системы латышского языка, чтобы понять, как на основе тюркского языка появился и вырос латышский язык. Обратившись к русскому языку, проследим его родственную связь с тюркским языком. Выявляя и сравнивая этапы развития латышского и русского языков, определим степень родства этих языков по отношению друг к другу и по отношению к тюркскому языку. 1. ГИПОТЕЗА ВОЗНИКНОВЕНИЯ ВОСТОЧНОЕВРОПЕЙСКОГО СУБСТРАТА 8 О наличии языкового субстрата на территории Европы, лингвисты говорят следующее: “В индоевропейских языках, распространившихся на территории Европы, обнаруживаются элементы явно неиндоевропейского происхождения. Это так называемая субстратная лексика - реликты исчезнувших языков, вытесненных индоевропейскими языками. Субстрат оставляет следы, иногда весьма заметные, не только в лексике, но и в грамматической структуре диалектов племен, переселившихся на новые места жительства 9. Ί4 9 Обратимся к истории человечества, которая нам поможет определить время и обстоятельства появления субстратной лексики на территории Восточной Европы. 1.1. Роль Азии в истории Европы Особая роль Азии в истории Европы осознавалась давно. Так, российский историк и писатель конца XVIII начала XIX века Н. М.Карамзин пишет: “Мнение, что сию часть мира (Азию, прим. автора) следует признавать колыбелью всех народов, кажется вероятным, ибо, согласно с преданиями священными, и все языки европейские, несмотря на их разные изменения, сохраняют в себе некоторое сходство с древними азиатскими” 10. Археологические открытия (With. paleogenetics and investigative genetics) последних лет дают основание считать прародиной человечества Африку. Но благодаря своему географическому положению и климатическим условиям одним из центров зарождения и развития человеческой культуры, а затем ее распространения на другие регионы была Малая Азия. Революционным этапом в развитии человечества явилась эпоха неолита. В Малой Азии она закончилась несколькими тысячелетиями раньше, чем в Европе. Неолит является высшей стадией каменного века, характеризующейся новой техникой изготовления каменных орудий, а также изготовлением изделий из обожженной глины - керамики. Эта стадия является переходом от присваивающего хозяйства к производящему, от охоты и собирательства к земледелию и скотоводству, а с ними -и к устойчивой оседлости, к постоянным поселениям и более прочно построенным жилищам - всему тому, что входит в понятие
“сельский образ жизни”. “Создание новой, принципиально иной экономики было длительным и сложным процессом, который проходил самостоятельно и независимо только в нескольких центрах земного шара. Европа не входила, согласно имеющимся в настоящее время данным, в эти центры, но лежала достаточно близко к одному из них - переднеазиатскому, древнейшему центру возникновения земледелия и скотоводства” 11. 1.2. Каким было древнейшее население Малой Азии? О древнейшем населении Сирии и Палестины исследователи рассказывают следующее: “В Библии сохранился ряд глухих воспоминаний о первобытных племенах. Древнейшие обитатели изображаются то великанами, то “ворчащими”, т.е. говорящими на совершенно непонятном языке, то даже духами умерших (рефаим). Иногда, впрочем, они именуются более реалистично - “пещерными жителями”. Все они резко противопоставляются и евреям, и ханаанеям, т.е. более поздним семитским обитателям’ 12 В своем монументальном исследовании “Происхождение тюрков и татар” известный тюрколог M. З. Закиев подробно рассказывает о распространенности тюркских ареалов, называя этносы, населявшие эти ареалы, а также объясняя названия данных этносов с помощью тюркских языков. Самым древним тюркоязычным ареалом он называет Переднюю Азию с некоторым выходом в Малую Азию и Закавказье. Позволю себе привести небольшой отрывок из работы этого уважаемого ученого: “Изучение шумерских, аккадских, ассирийских и урартских источников позволило по-новому осветить древнюю историю Передней Азии. Так, азербайджанский языковед Фиридун Агасыоглу Джалилов на основе изучения вышеназванных источников констатирует, что в IV-III тысячелетиях до н.э. в верхних течениях реки Тигр между Ассирией и Урарту жили тюркоязычные субары (суб-ар “речные люди”). Чуть ниже отмечались также тюркоязычные куманыь, далее тюркоязычные гутии, лулу и на юге озера Урмия также тюркоязычные туруки. Кроме того, по сообщению ассирийских, аккадских и урартских источников, среди этих групп отмечается и наличие других тюркоязычных племен под названиями кумуг, кашгай, гБг1р, салур и др. Наличие древнего тюркского ареала в Передней Азии доказывается кроме того тем, что здесь, а также в Малой и Средней Азии, некоторые географические объекты еще задолго до н.э. носили тюркские нарицательные названия, которые позже кое-где стали собственными именами.” 13 Из вышесказанного становится понятным, почему на карте Месопотамии мы находим немало географических объектов с тюркскими названиями. Далее M. З. Закиев рассказывает о тюркских корнях шумеров, народа известного миру великими достижениями в области науки и техники, создателя письменности и государственности: “.по сообщению аккадских источников, регион южнее Багдада назывался Киен-кир (Кангар), здесь жили шумеры, а регион севернее Багдада носил название Субар-ту, здесь жили субары. Шумеры себя не называли шумерами, их самоназвание было кангарли или кангар. . Кангар - это также этноним, причем тюркский. Следовательно, здесь жили кангары, но когда? До прихода сюда шумеров или шумеры сначала сами были тюркоязычными кангарами? Если это так, то уже в IV тысячелетии до н.э. они переживали период ассимиляции среди семитоязычных аккадцев. В таком случае тюркизмы в шумерском языке - это не тюркские заимствования, а тюркский субстрат, т.е. следы побежденного тюркского языка, носители которого затем приняли аккадский язык.” 14. Многочисленность упомянутых выше тюркских племен, обитавших в Малой Азии в IV-III тыс. до н.э., сохранившиеся здесь тюркские названия топонимов и гидронимов, упоминание в Библии древнейших несемитских обитателей этих мест дает основание предположить, что, вероятно, в ранние времена языком людей Малой Азии был тюркский язык. 1.3. Древнейшее население на территории современной Латвии Археологические исследования на территории Латвии говорят о том, что первые люди появились здесь уже в конце IX тыс. д.н.э. Следы их пребывания обнаружены на Даугаве (Зап. Двине), неподалеку от ее древнего устья у берегов Балтийского моря. Известный латвийский историк И. Кениньш говорит так: “Неизвестно, какому из современных народов были родственны эти первые жители Латвии, но можно предположить, что пришли они с юга Европы” 15. К эпохе мезолита в Прибалтике, которая приходится на конец IX - сер. IV тыс. до н.э., относятся две стоянки древних людей, обнаруженные археологами. Одна из них находится на берегу оз. Буртниеку у устья р. Руя. Здесь же найдено захоронение людей, относящееся также к эпохе мезолита. Пока это единственное в Восточной Прибалтике обнаруженное захоронение той эпохи. Факт, что в захоронении использована красная охра, которая была найдена в церемониальных захоронениях X - IX тыс. до н.э. на территории современной Чехии и Ирака, приводит нас к корням культуры человека, поселившегося на территории современной Латвии.
Неподалеку от захоронения эпохи мезолита было найдено захоронение эпохи раннего неолита, в котором тоже использовалась красная охра, но в меньшем количестве, в основном в районе головы, рук и ног, а то и вообще не использовалась. Поселения эпохи раннего неолита возникли на месте поселений эпохи мезолита, а также рядом с ними. Находки археологов подтверждают последовательный, преемственный переход в развитии хозяйственной деятельности и культуры человека на территории современной Латвии. Так, первые свидетельства использования гарпуна относятся к концу палеолита. В эпоху мезолита на территории Латвии использовался такой же гарпун. О преемственности свидетельствует и один из видов рыболовных крючков, встречавшийся как в эпоху мезолита, так и в последовавшую за ней эпоху неолита. Мезолитические поселения на территории Латвии относятся к VI тыс. до н.э., т.е. к теплому атлантическому периоду, когда стало возможным постоянное пребывание человека в данном климатическом поясе. Историки говорят о том, что около VII тыс. люди в Европе научились делать долбленые лодки 16. В это время Балтийское море представляло собой огромное хранилище пресной воды, к которому прилегала большая заболоченная местность. Свои воды сюда несли реки, которые текли с территории современных Карпатских гор. 17 Археологи говорят, что в тогдашние лесные дебри люди проникали только по рекам и далеко от них не отходили 18. Можно сделать вывод, что на Восточный берег Балтийского моря людей с юга привели водные пути. Надо учитывать и то, что теплый атлантический период сделал человека гораздо более подвижным, чем он был в предыдущем периоде. К началу эпохи неолита в Восточной Прибалтике, приблизительно сер. IV тыс. до н.э., население поселений на территории современной Латвии заметно прибавилось. Найденные фрагменты и почти целиком сохранившиеся образцы первых местных керамических изделий свидетельствуют о том, что искусство керамики возникло не здесь, т.к. найденные образцы выполнены очень искусно. Историки полагают, что ремесло это было заимствовано из южных или юго-западных областей. Здесь же, на территории современной Латвии, оно получило дальнейшее значительное развитие 19. 1.3.1. Фольклорная символика свидетельствует 20 Символические изображения, которые использовали первые люди на территории Восточной Прибалтики, оставляя орнаменты на орудиях труда, а позже на керамической посуде и других предметах быта, очень похожи на символы родовых знаков древних тюрков. Изображение гребня, или расчески, является элементом орнамента, по которому получила свое название гребенчато-ямочная керамика эпохи неолита в Восточной Прибалтике. Символический знак “тарак”, что в переводе с тюркского означает “гребень, расческа”, являлся символом родовых знаков древних тюрков. Символическое изображение вечности и солнца в древнейших орнаментах человека, поселившегося в Восточной Прибалтике, абсолютно схоже с символическими знаками древних тюрков, называвшимися “берш” и “байбакты”. Знак тюркской символики “косеу”, изображаемый вертикальной линией, мы находим и в древней символике латышей как символ силы и мужества. Известный издревле символ стабильности, мира и покоя в древнем орнаменте латышей - горизонтальная линия напоминает тюркский знак “бура”. Издревле известный в латышском орнаменте символ неба, а также жилища абсолютно схож с древним тюркским знаком “черкеш”. Символ света и огня, энергии и счастья, изображаемый как крест, на территории современной Латвии известен со времени палеолита. Такой же знак, называемый “бага-на” мы находим в символике древних тюрков. Символ неба, вселенной, бога, изображаемый в латышском орнаменте равносторонним треугольником с вершиной кверху, в древней тюркской символике известен как знак “тумар”. Тот же знак “тумар” - треугольник, изображаемый у тюрков вершиной книзу, у латышей известен как символ земли, плодородия. Как тюркам, так и латышам издавна известен знак огненного креста. Латыши связывают его с четырьмя сторонами света. И тюркам, и латышам издавна известен также знак плодородия, богатства, счастья, венчавший крышу дома и напоминающий в орнаменте латышей две лошадиные или петушиные головы или два сросшихся колоса. Этот знак древнее население территории современной Латвии изображало на святых камнях, а позже - на предметах керамики. 1.3.2. Язык древнейшего населения на территории современной Латвии Исследователи этнической антропологии Восточной Прибалтики связывают этническую принадлежность первоначального населения Восточной Прибалтики с южными племенами, антропологически принадлежавшими к европеоидам (I.e.Caucasoids): “ .факт существования многочисленных не индо-европейских народов как на юге Европы, в странах примыкающих к Средиземному морю, так и на севере (в Шотландии) наводит на мысль, что подобные же этнические общности. могли существовать и в других районах древней Европы, в частности в Прибалтике.” 21. Ученые отмечают следы влияния каких-то не угро-финских и не индо-европейских языков на языки современных народов Восточной Прибалтики и близких к ней территорий. 22 22 Мы уже говорили о народе шумеров, который занимает особое место в формировании знаний и культуры народов Малой Азии. Известно, что сами себя шумеры называли кангарами. Кангары - название древнего тюркского этноса Месопотамии. Это ученым позволяет говорить о тюркских корнях шумеров, что подтверждает и анализ их языка. Заслуживает внимания тот факт, что на карте Латвии, в ее географическом центре, а именно, на Центральновидземской возвышенности, мы находим название Кангаркалны, которое в переводе с латышского языка означает “Горы
Kангаров”. В некотором расстоянии от моря, протянулась цепь населенных пунктов, один из которых носит то же название Кангары. Остальные названия в этой цепи обращают на себя внимание тем, что все они оканчиваются на -zi (-ji): Ainaži, Ropaži, Suntaži, Limbaži и т.д. Обратившись к турецкому языку, мы видим, что с помощью аффикса -çi (-chi) [dgi] и его фонетических вариантов в турецком языке образуются слова, называющие человека по роду его занятия, напр., тур. kundura “обувь” - kunduraçi (kundurachi) “обувщик”, demir “железо” - demirçi (demirchi) “кузнец”. С помощью турецких корневых морфем, мы “расшифровываем” названия этих латвийских мест следующим образом: Ainaži: в тур. яз. aynaci означает “изготавливающий/продающий зеркала, зеркальщик’. Заметим, что обсидиановые зеркала на территории современной Турции, в Анатолии, изготавливали уже в 6 тыс. до н.э. 23 Ropaži: в тур. яз. rop означает “женская накидка без рукавов”, следовательно, с помощью аффикса -çi (-chi) [dgi] назывался ее изготовитель или продавец (English robe); Suntaži: в тур. яз sunta “древесностружечная плита”, соответственно, ее изготовитель должен был называться suntaçi (sunta is an old word, hardboard is a novelty, thus hardboard is a semantical extension meaning); Limbaži: в тур.яз. слово limbo означает “вид баржи”, с помощью аффикса -çi (-chi) [dgi] мог называться ее изготовитель/продавец; Kirbiži: в тур. яз. kirba означает бурдюк для воды, а его изготовитель/продавец - kirbaçi (kirbachi); Allaži: турецкое слово allik/alligi означает “румяна”, к названию же изготовителя или продавца добавляется аффикс -çi; Pabaži: в турецком языке pabuç— “башмак”, pabuççu — “сапожник, шьющий и продающий обувь”. Как ни удивительно это выглядит, но у нас действительно выявляется изрядное количество населенных пунктов, получивших свое название по роду деятельности мастеров, ремесленников или торговцев тем или иным товаром. Непонятны, с точки зрения латышского языка, названия мест, в которых были обнаружены стоянки людей эпохи мезолита, а затем и неолита, а также названия прилегающих к ним географических объектов. Если же посмотреть на них через призму турецкого языка, то можно предположить, что Оса, название одной из двух мезолитических стоянок, изначально звучало osi (гласный “i” в турецком языке является гласным заднего ряда, поэтому легко переходит в гласный “а”). Слова же “ас, яс, ос” являются самыми древними этнонимами, называющими тюркские племена, а позже - тюркские народы
24 . 24 Название речки Ича, протекающей неподалеку, непонятно с точки зрения латышского языка; в турецком же языке слово if/ifi означает “внутренний”, а также “душа, сердце”; глагол i^mek “пить” и образованное от него отглагольное существительное ife. Название речки Руя, на которой находится вторая из двух стоянок эпохи мезолита, в турецком языке означает “мечта, сон” (тур. ruya). Название оз. Буртниеку, в которое впадает р. Руя, созвучно турецкому глаголу burtmak “заставлять крутить, вертеть”; в латышском языке глагол burt означает Названия тюркской этимологии на территории современной Латвии “выполнять магические действия с целью добиться желаемого”. С тюркским burt “улей”, очевидно, связано русское слово “бортник” - собиратель меда диких пчел. На стоянках людей эпохи мезолита в Латвии найдено большое количество костяных острог 25 трех типов, полоз саней длиной в 2,10 м, мотыга, изготовленная из рога, костяной нож с рукояткой в форме головы лося и пр. Латышские названия вышеупомянутых предметов созвучны корневым основам турецкого языка и близки им по значению настолько, что не возможно не заподозрить происхождение этих слов именно от турецких основ: латышское kamanas “сани” созвучно турецкому keman “дуга”; оглобля в санях, крепилась к первой паре копыльев 26, латышское название оглобли ilkss перекликается с тур. словом ilk “первый”; латышское слово zeberklis “острога” находит себе созвучную корневую морфему в тур. словах cebretmek/cebren “принуждать/насильно”, тогда как -ki (-k) и -li являются наиболее часто употребляемыми аффиксами, означающими соответственно “который” и “с”; латышское kaplis “мотыга” близко по звучанию и значени тур. kapamak -“закрывать, закапывать”, в нем мы тоже находим турецкий аффикс -li “с”, т.е. “то, с помощью чего зарывают”. Вследствие экологических изменений, имевших место в послеледниковый период, мезолитическое население Восточной Европы занималось в основном рыбной ловлей, а также охотой на одиночных животных 27. Название животного, охота на которое была важным источником пищевых и хозяйственных ресурсов первых людей на территорию современной Латвии, тоже удивительным образом связано с турецким глаголом alinmak “быть взятым”, alin - образованное от него отглагольное существительное. Латышское название этого животного alnis “лось”. Итак, культура, унаследованная латышами, как подтверждают все открытия и исследования, явилась на территорию Восточной Прибалтики, как и на территорию Западной и Центральной Европы с юга, а это значит, что и язык, появившийся здесь вместе с людьми, был языком людей юга. Наличие большого числа тюркских этносов, составлявших древнейшее население Месопотамии, приводит к мысли о том, что и на территории Юго-Востока Европы первыми обитателями были этносы, язык которых был тюркским, так как другого языка в то время, вероятно, еще не было. Обнаружение связи географических названий Латвии, названий предметов быта древнейших людей и окружавшего их животного и растительного мира с турецким языком дает основание предположить, что язык древнейшего населения Восточной Прибалтики, уходит корнями к тюркскому языку. Известное мастерство, знания и культура шумеров, что, вероятно, было заложено уже их предками - предположительно тюркским этносом, называвшимся кангары,
заставляет думать, что своими знаниями, мастерством и культурой латыши тоже обязаны счастливому случаю появления представителей этого или подобного ему развитого тюркского этноса на берегах Прибалтики. “Обычаи, верования, символика народных песен и искусства литовцев и латышей удивительно пропитаны древностью. Дохристианский слой оказался настолько древним, что он бесспорно восходит к доисторическим временам”. 28 Пока единственным обнаруженным захоронением эпохи мезолита в Восточной Прибалтике является захоронение в районе оз. Буртниеку, что свидетельствует о постоянном проживании здесь людей. Это позволяет предполагать, что со временем отсюда знания, мастерство и культура передавались другим селившимся в данном регионе группам людей. Подтверждение того, что субстратная лексика латышского языка изначально принадлежала представителям этноса высокой культуры, могут являться данные археологов об обнаружении на территории Латвии мастерских, свидетельствующих о высоких технологиях производства. В Латвии и сейчас сохраняется высокое мастерство в выделке кожи и производстве кожаных изделий, производстве керамики, плетении из лозы и пр. О высокой духовной культуре древних латышей свидетельствуют рассказы историков о культовых знаниях латышских жрецов, пользовавшихся уважением у соседних племен. Эти знания распространялись далеко за пределы селений латышей. О силе этих знаний, связанных с законами природы, свидетельствует сохраняющееся у латышей и сегодня одухотворение природы, широкое использование фольклорной символики, следование древним традициям, передача духовной культуры, знаний и мастерства молодым поколениям. 2. ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ НАЗВАНИЯ ТЮРКСКОЙ ЭТИМОЛОГИИ Из истории нам известно, что населявшие Европу на заре нашей эры народы были полиэтничны. 29 Доказано, что среди киммерийцев, скифов и сарматов тюрков было значительно больше, чем предков других народов, которые населяют Европу сейчас. 30 Цель главы - показать бесконечное множество географических названий тюркской этимологии 31 , которые мы находим не только на карте Европы, но и мира, как свидетельство того, что, вероятно, были времена, когда у человечества не было другого языка, и единственным языком людей мира был тюркский язык. Территория современной Латвии выделяется тем, что на ней сохранено особенно много древнейших топонимов и гидронимов, как мы увидим, тюркской этимологии. Это свидетельствует о том, что население данного региона, изначально выделяясь высокой духовной культурой, сохраняло культурную преемственность и ревностно ее оберегало. Знание законов, по которым создаются и связываются между собой турецкие слова, дает возможность видеть и узнавать их там, где они есть: в географических названиях, в лексике языков и т.д. Что отличает турецкое слово и почему его легко обнаружить? 1. Аффиксы турецкого языка имеют закрепленное за ними значение, они однозначны, почти неизменны и хорошо различимы. 2. Имеет место четкость внутренних форм турецких слов, легко выявляется их словообразовательная мотивированность. 3. Турецкие слова легко разделяются на морфемы. 4. Характерен лаконизм и неизменность турецких корней. 5. Многим турецким словам свойственен звуковой символизм, т.е. слова зачастую вызывают образные представления и ощущения: dirdir -“надоедливая болтовня”, tirtik - “неровность, зазубрина”. Эта особенность слов турецкого языка - наиболее яркое свидетельство исключительной древности языка, уводящей к тому этапу в развитии языка человечества, который близок понятию “детский язык, или язык детей”. 2.1. Тюркские топонимы и гидронимы на карте планеты То, что великое множество тюркских топонимов и гидронимов мы находим в Центральной и Средней Азии, неудивительно. Само название континента, как и Азовского моря, похоже, восходит к древнейшему тюркскому этнониму
As. Возможно, с этим этнонимом связано происхождение слова ас, которое есть в русском и других языках, и означает в турецком языке “мастер своего дела” (This Türkic word is spelled Ace in English). Тогда слово Азия следует переводить “к асам, к мастерам”, где конечное -а - аффикс дательного падежа, а/е- hali, турецкого языка, указывающего направленность действия. Название Сибирь также восходит к названию тюркской народности sabir, а турецкое слово sabir означает “терпение” (The form Suvar found among Suvar linguistic decedents in Tatarstan and in Classical records gives the definition: Suv + ar = Warter/river + people). На карте Америки глаз притягивает название центрального американского плато Ozark, что, похоже, складывается из турецких слов öz ark и означает “родной арык”. Название гор Анды созвучно турецкому аnt/andi, что означает “клятва”. Название Канада, по всей видимости, связано с турецким словом kanat/kanadi “крыло, фланг”. В портале wikipedia org есть объяснение происхождения этого названия от слова аборигенов kanadi “деревня”. 32 Думается, что слово kanadi, которое аборигены произносили, указывая на места расселения людей, очевидно, было истолковано приезжими чужеземцами как “деревня”. В географическом центре Австралии находится священная для коренных жителей-аборигенов - гора Улуру. Название ее, похоже, складывается из турецких коренных морфем ul “великий”, ur “образование”, а также аффикса принадлежности к 3 лицу u (Another sacral term found in Polynesia is the word for divinity Tangaroa = “Great Tanga” = Hawaian Kanaloa, cognate with the Sumerian Dingir and Türkic Tengri) (The Fennic ur = mountain is apparently a form of Türkic ör = upland, present in Türkic Ural = Urals, originally aplied only to the Southern Ural uplands). На территории Никарагуа находится остров Ометепе, на котором обнаружены самые ранние в мире свидетельства земледелия. На географической карте Турции мы находим немало названий, представляющих собой сложные слова, частью которых является турецкое tepe “холм”: Kiziltepe, Gultepe, Goktepe. Множество названий тюркской этимологии мы находим в названиях островов Тихого и Индийского океанов. На одном из них, Сулавеси, живет народ кайаны, который свято убежден, что на территории их племени находится Танатова - родина человечества. Кайаны верят, что жизнь зародилась в священном лесу, где появились первые люди, где они до сих пор живут, и куда никому нельзя ходить (Kayi is one of the oldest known Türkic ethnonyms, originated from the word “snake”; it is known in a number of forms, one of which is another word for the snake, “ilan/yilan/djilan”, hence Herodotus' Gelons and Persian Gilans; Tanatova must be another form of Polynesian Tangaroa - Tengri). Рисунки, выполненные охряной краской на крутых известковых скалах, подтверждают, что люди поселились здесь 30 000 лет назад. 33 Название этого острова содержит турецкую корневую морфему su - вода и тур. формообразовательный аффикс -la, означающий “с”. Название Танатова складывается из трех турецких корневых морфем: tan atmak “рассветать”, ova - “равнина”, т.е. “равнина, где наступает рассвет”. Турецкий глагол kaymak означает “спасаться”, форма kayan - причастие наст. времени этого глагола, тогда название народа означает “спасающиеся”. Турецко-русский словарь переводит словосочетание kara yel - северо-западный ветер 34. Дословно kara yel означает “черный ветер”. Зимой в Прибалтике такой ветер является серьезным испытанием для мира животных. Название Карелия, должно быть, восходит к этому словосочетанию, тогда толковать его следует “к черному ветру”, т.к. аффикс -а (-ya) в тур.яз. указывает направленность действия (Kara also denotes western direction, like in Kara Dingez = Western Sea, which is synonymous with Black Sea, thus Karelia ~ Western Wind). Название нагорья Донегол на северо-западе Ирландии переводится с турецкого языка “студеное озеро” и перекликается с названием гор Bingol “тысяча озер” в Турции. Это место связано с кельтскими легендами о побежденных ими коренных жителях острова, великом народе богини Дану. 35 Название же древнего кладбища Калдра на острове Боа перекликается с турецким глаголом kaldirmak, что значит “хоронить с соблюдением обрядов”, а название самого острова связывается с турецким глаголом bogmak - “мучить, терзать нервы”. Название реки Западная Двина (Даугава), которую в древности называли Дуна, созвучно турецкому dun - “низкий, ниже”. Примечательно, что название Дуна носил в древности и Дунай (And the form Danube is the apparent adoptation of the old Türkic name Duna. The upper portion of the river Danube, “Ister”, could very well have a Türkic meaning too). К турецким корням восходят многочисленные названия рек, напр., Висла, Ока, Волга, Кама, Енисей и др. Характерно, что все эти названия, как мы полагаем, тюркской этимологии так или иначе связаны со следами древних людей, с известными человечеству рассказами о древнейшей истории Земли, что позволяет сделать смелый вывод о том, что турецкий язык стоит к колыбели человечества ближе какого-либо другого языка мира. 2.2. Тюркские топонимы и гидронимы Латвии Услышав на свой вопрос “Ты откуда?” ответ “Я из Прибалтики”, туркмен спросил: “Прибалтика, это что, болото?” У лингвистов есть гипотеза, связывающая название Балтика с румынским словом balta “болото”, “пруд”, “озеро”, албанским balte грязь, литовским и латышским bala “лужа”, старо-славянским блато “болото.” 36 В турецком языке слово balçik (balchik, balchug) означает “глина” (“swamp”). Учитывая значение глины в эпоху неолита, представляется наиболее вероятным появление названия Балтика именно из этой турецкой словоформы: baltik < balçik. Ранее мы отметили, что слова турецкого происхождения “выдают” имеющиеся в них характерные, неизменные, имеющие четкое значение словообразовательные аффиксы. Если приглядеться к топонимам и гидронимам Латвии, то мы найдем немало слов, оканчивающихся на
-dа (-tа). Попробуем перевести их, зная, что в турецком языке морфема -dа (-tа ее глухой вариант) означает принадлежность местному падежу, т.е. “находиться где-то”. Название Dagda, которое мы находим в Восточной Латвии будет означать “на горе” (тур. dag - “гора”), и городок действительно располагается на высоком холме. Название речки Amata будет означать “у слепого”, т.е. “вслепую”, т.к. ama в переводе с турецкого означает “слепой”, и многочисленные извивы этой речки оправдывают такое название: спуск на лодке по этой облюбованной туристами реке не представляется легким. Возможно, название речки появилось значительно позже, в эпоху крестовых походов, от латинского слова amata “извилистая”, в таком случае, очевидно, латинское слово amata восходит к турецкому ama. Турецкая морфема -le (-la) означает принадлежность к творительному падежу и означает с кем/с чем, тогда название латвийской реки Memele переводится “с материнской грудью” (тур. meme - “грудь”, “вымя”). Название же латвийской реки Mūsa напоминает нам об имени пророка-избавителя Мусы, того, кто позже у иудеев и христиан получил имя Моисей. Ср. с названием самой высокой вершины на Балканском полуострове Мусала, означающего “с Мусой”. Возможно, с этим именем связано и название священного города Мусасир государства Биайна (ас. Урарту). Поддается “расшифровке” с помощью турецкого языка бесконечное количество названий на карте Латвии: Mustkalni — “горы, где получена радостная весть” (muştu в тур яз. означает “радостная весть”)
(English message);
Kente - первое укрепленное городище на территории современной Латвии, название которого удивительным образом совпадает с турецким словом kent “город”. Российский историк и писатель XIX в. Н. М. Карамзин пишет, что русские язычники “имели одних богов с латышами, ежели не все, то хотя некоторые славянские племена в России - вероятно, кривичи: ибо название их свидетельствует, кажется, что они признавали латышского первосвященника Криве главою веры своей”. 3 Название латвийского местечка Krivanda, вероятно, восходит к “Криве”, а турецкие аффиксы -n- (принадлежности 3 лицу) и -da (местного падежа) позволяют переводить это название так: “у людей Криве”. Oziņīki, тур. özini означает “место изобилующее водой”, -ki аффикс, выражающий принадлежность, местонахождение. В Латвии есть город Rezekne, этимология которого может быть объяснена тур. rizk/*rizkini “пропитание”, “хлеб насущный”, “средства к существованию”; ср. с глаголом русского языка “ рыскать”, т.е. “искать добычу” (о волке). Название Užava, похоже, сложилось из uça, означающего в разг. турецком “высокий” и ova “равнина”, т.е. “высокая равнина”. Известно название тюркского этноса Кангалы, которое созвучно названиям балтийских этносов Земгалы и Латгалы. Слово göl “озеро” входит в немалое количество географических названий Турции: Bingöl, Karagöl, Gölpazar. Как было сказано выше, на карте Ирландии мы находим название места Донегол (donmak/don в тур. языке означает “замерзать/мороз”). Название латвийского края Латгале (Letgola) может восходить к тур. göl ‘ “озеро” и означать “озера летов”; название же края Земгале (латыш. Zemgale) - созвучно тур. cemi “все, соединение” и göl и возможно означало “все озера”. К турецкому слову cemaatti [dzemaati] “скопление/толпа народа” может восходить название балтийского этноса
Zemaiti [Zemaiti]. 2.3. Балтийские гидронимы на карте Европы, или “проблема панбалтизма” В 60-х годах прошлого столетия лингвисты заговорили о наличии на большой части территории Восточной Европы гидронимов балтийского происхождения. Углубленные исследования, проводимые учеными, расширяют ареал распространенности балтийских гидронимов настолько, что это кажется удивительным самим исследователям. Многие литовские ученые, благодаря обнаруженному феномену, уже проводят границу расселения балтов далеко за Москвой возле Уральских гор. О западной границе, которая теперь простирается намного дальше, чем проходившая когда-то по реке Висле, ведутся оживленные дискуссии. В своей книге “Балтийские языки” итальянский специалист балтийской филологии П. У. Дини отмечает: “Эта значительная и в известной степени удивительная распространенность балтийских элементов требует соблюдать очень строгую методику в исследовании гидронимов, чтобы не была создана удобная панацея - панбалтизм как простое разрешение всех вопросов”. 38 Сейчас ученые говорят о том, что “языковедами выявлены многочисленные балтийско-древнебалканские параллели в области ономастики. Из всех названий рек Латгалии индоевропейского и балтийского происхождения приблизительно 1/3 имеет соответствия в древнебалканской (частично и в центральноевропейской и малоазиатской) ономастике вообще и в гидронимии в частности. Более того - многие гидронимы Латгалии становятся понятными лишь после выяснения их индоевропейской этимологии и связей с балканскими и центральноевропейскими гидронимами”. 39 Подавляющее большинство балтийских гидронимов и топонимов созвучно с тюркской лексикой и без труда расшифровывается с помощью турецких корневых морфем. Мы всегда наблюдаем очень близкую семантическую связь этих слов с современными тюркскими словами. На карте Центральной и Восточной Европы имеются многочисленные названия, которые в латышском языке заканчиваются на -ava, -ova: Daugava, Kuprova, Varšava, Maskava (тур. Moskova). В турецком языке слово ova означает “равнина”, тогда название Varsava означает “равнина у предместья” (тур. varoš - “предместье”). Ср. с названием топонима Yeşilova “Зеленая Равнина”, который мы находим в Турции.
Одно из самых ранних названий реки Daugava - Duna, так же как и р. Северная Двина, можно объяснить турецким dun — “низкий”. С тур. vizlamak - 1) жужжать, 2) ныть, жаловаться и viz — звукоподражательное междометие, обозначающее жужжание, созвучно название реки Висла, что с тур. морфемой -la означает “с жужжанием”. Название реки Волга, на которой и сейчас наравне со славянами проживают народы, языки которых непонятны людям русским, напоминает старинное турецкое название вида рыболовных сетей volı ağı, тогда как одно из ранних названий Волги - Итиль — можно понять благодаря турецкому слову itilmek/itil “быть сталкиваемым/ сталкивание” (Turk. yulga “river, body of water” > Volga “Волга” “river”, also > vlaga “влага” “water”, and numerous Sl. derivatives). Название р. Тиса, притока Дуная, перекликается с тур. глаголом tıslamak “шипеть”. Название р. Неман (Nеmunas, Niemen), которое в литовском языке произносится с широким гласым “е” - Nеmunas, созвучно турецкому nam — “слава, известность” (Turk./IE stem nam ~ name is one of those Nostratic words, but why anybody would call a river “Name”?). Мазурия, название северной части Польши, бывшей когда-то Пруссией, может восходить к турецкому слову
mazur - “заслуживший прощение”. Как в Европе, так и на Урале мы находим реки с одинаковым названием Кума, которое, должно быть, связано с тюркским kum - “песок”. Большее число географических названий тюркской этимологии на территории Европы, должно быть, связано со временем расселения здесь людей Малой Азии эпохи неолита, несших культуру, знания и язык, корневые морфемы которою послужили основой для образования на новых местах лексики, называющей предков, имена людей и языческих богов, имена водоемов, предметы, связанные с ловлей рыбы, рыб, имена поселков, жилища, предметы труда и быта, животных, растения и явления природы, части тела человека, предметы одежды, действия человека, плоды его деятельности, понятия, связанные с социальной жизнью человека. Remarkably, the Russian scientist Y. N. Drozdov, depicting panorama of Europe in the first centuries AD, finds a countless number of Türkic ethnic names on that territory. The scientist also explains the names of modern European countries by means of the Türkic language: Austria – “Country of As 5 Sowers”, England – “Country of Quick-witted men”, Russia – “Country of As Men”, etc., etc. (Drozdov Y. N./Дроздов, 2008, 366) (Austria = Celtic nor- “east” or “eastern” > Roman Noricum > Germ. Bavarian Ostar- = “east” or “eastern” > Latinized Austr.+ ia; of that, only -ia = “possession” is Lat. borrowing fr. Türkic; the Germ. reich and Lat. regis and rex ascend to the same Türkic aryg = “ noble, respected, pure, sacred”). 3. ОБНАРУЖЕНИЕ ТЮРКСКОГО СУБСТРАТА В ЛАТЫШСКОМ ЯЗЫКЕ Итак, наличие немалого количества географических названий на карте Латвии, поддающихся “расшифровке” с помощью турецкого языка приводит к обнаружению и “прочтению” субстратной лексики латышского языка. Субстрат - язык населения, первоначально обитавшего на данной территории. Поскольку данная субстратная лексика составляет солидный языковой пласт, то становится возможным объединить слова по их семантике в представленные ниже группы. 3.1. Предки, божества, имена людей, символы Возможно, сохранение в латышском народе традиций политеизма 40 позволило ему сберечь слова, являющиеся для нас наиболее интересными. Так, духов предков у латышей называют слова veļi, urguči, iļģi, elki. В турецком языке слово veli означает “покровитель”, “святой”; слово uruk/urğu означает “племя”, “род”, тогда как турецкий аффикс -сi/çi (-ji/-chi) используется для образования имен существительных от именных основ и называет лицо. Турецкое слово ilgi и соответствующее Латвийское слов iļģi означает “связь”. Турецкое el означает “рука”, ki - “который”. Но, что представляется наиболее вероятным, Латвийское слово elki (с широким открытым гласным е (I.e. [ə]) образовалось от корневой морфемы глагола Турецкого almak - “брать” и аффикса -ki и выглядело alki, что означает “тот, который берет”, ведь, по поверью, духи предков забирают то, чем их задабривают живые. Ср. с названием латвийской речки Alkupe. В литовском языке слово alkas означает “гора или другое место жертвоприношений. У археолога М. Гимбутас, в описании языческих обрядов балтов, мы находим следующее: “Священные гроты, где совершались погребальные обряды, обычно располагались на горе или на возвышении, называемом Алка.” 41 В Польше, недалеко от белорусско-калининградской границы, находится город Элк. Слово urguči заслуживает особого внимания, т.к., употреблявшееся еще в конце XIX, оно уходит в забвение в современном латышском языке. Надо сказать, что большинство слов, относящихся к субстратной лексике, являются наиболее древними словами языка, которые постепенно из него исчезают. Название древнего латышского божества Osins (Ūsiņš, Usinsh), вероятно, связано с турецким
us “разум”. Ср. с русским фразеологизмом “мотать на ус”, т.е. “разуметь и запоминать”, где слово “ус”, очевидно, того же происхождения. Самое популярное, исконно национальное и любимое имя латышского народа -Jānis [ja:nis]. С почитанием Яна связан большой праздник - День Яна (совпадающий с днем летнего солнцестояния), которому предшествует ночь ярких костров. В турецком языке слово yan [jan] означает горение и образовано от корневой морфемы глагола yanmak [janmak] — гореть. Латышское имя Krišjānis (Krishyanis), очевидно, восходит к тур. karşı yan “встречный огонь”. Этимология русского имени Ульян [Uljan] может быть объяснена с помощью тур. словосочетания ulu yan “великий огонь” (Yan is a Türkic name like Yan Arslan ~ Fiery Lion, Yan is a popular Old Slavic name that retained its popularity to the present, Chinese annals document a subordinated to Kangar state/tribe Yan in the Urals-Aral area, later Alan; yan has an Ogur counterpart yar which means “reverent, sacred, eager ~ fiery” and was a popular component of early Slavic names like Yaropolk ~ Türk. “Fiery Warrior” or “Reverent Warrior”). Ряд популярных женских и мужских латышских имен Guna, Gunta, Guntis, Gunārs перекликаются с турецкими словами gün [g’un] - “день”, güneş [gynesh] “солнце.” В латгальском языке, ближайшем “родственнике” лат. языка, слово guņs означает “огонь”, в лат.яз. “огонь” uguns, им созвучно русское слово “огонь”. В англ. яз. gun означает “огнестрельное оружие” (The etymological source of the Sl. огонь/ogon from the Türkic yangın is obvious; Vasmer cites Anc. Indian agníṣ and Lat. ignis, which points to the Nostratic origin and also ultimately connects to the Türkic root gün in respect to Sun). Латышские имена Ainаrs, Aigars, Aivars, вероятно, восходят к турецкому слову ау [aj] - ‘ ‘луна”, “месяц” (ср. с турецкими именами Ayla “с луной”, Nuray “сияющая луна”). Так как турецкое слово var означает “есть, имеется”, то латышское имя Aivars может означать “при луне, с луной”. В словаре мы находим латышское женское имя Aila. 42 Оно абсолютно созвучно турецкому женскому имени Ayla, что означает в переводе с турецкого “с месяцем, с луной”. Этимология латышского женского имени Sarma, как и слова sarma “иней”, может восходить к тур. sarmak “обнимать”, “охватывать”, sarma - “охват, оболочка”. Есть у этого турецкого глагола и значение “захватывать, нравиться”, к которому тоже может восходить имя Sarma. В турецком языке есть глагол oymak [ojmak] “резать по дереву и т.п., гравировать”, его форма oyar [ojar] (причастие настояще-будущего времени) означает “вырезающий по дереву и т.п., гравирующий”. Латышское мужское имя Оjās, вероятно, восходит к этому глаголу. К турецкому eğilmek “заниматься (какой-либо проблемой, важным делом)” может восходить латышское мужское имя Egils. Этимология латышского мужского имени Varis перекликается с тур. varis, означающим “наследник” (от тур. varmak - “иметь”). Как у тюрков, так и у латышей большое значение имело символическое изображение того, чему поклонялись. Многие латышские древние мифологические символы напоминают тюркские. О древних мифологических символах тюрков подробно рассказывается в книге “Летописи Джагфара.” 43 В турецком языке есть слово yom [jom], “приносящий счастье/благополучие/добрую весть”, которому в латышском языке соответствует слово
jumis [jumis], называющее символ семейного счастья, плодородия. У тюрков - булгар в виде двуглавой птицы “эрги” (орла или беркута) изображался символ рассвета, домашнего очага и семейного счастья. 44 Прослеживается этимологическая связь латышского слова erglis “орел” с тюркским ergi (тюркский аффикс -li означает “с”) (That is how this symbol became the symbol of the Türkic clans, then the symbol of their dynasties, then the symbol of European dynasties, and finally the emblem of a number of the modern states). Известно, что янтарь, из которого в доисторическую эпоху изготавливали украшения, наделялся магической силой. Латышское название янтаря dzintars можно объяснить с помощью турецкого словосочетания cin [chin] “нечистая сила” и ters “обратный, противоположный”, т.е. “противостоящий нечистой силе”. Этимологический словарь латышского языка называет вариант этого слова с конечным - ters: dzinters. 45 3.2. Человек, земля, вода Латышские слова cilvēks (chiveks) “человек” и dzīve (jeeve) “жизнь” перекликаются с турецкими словами civelek [chivelek] “шустрый”, “живой”, “общительный” и civcivli [chivchivli] “шумный”, “оживленный”, что заставляет заметить изначальное родство латышских слов cilvēks (chiveks) и dzīve (jeeve). Понятно, что оба турецких слова являются производными. Четкая семантика турецких аффиксов позволяет нам ясно разглядеть внутренние формы этих слов, их словообразовательную мотивированность. У обоих слов корневая морфема civ и аффикс -li, указывающий на наличие качества выраженного корнем; аффикс -k < -ki, указывает на принадлежность этого качества кому-то, и означает “который”. В латышском языке в старину глагол dzīvot “жить” (jeevot) сочетался со словом darbs “работа”, и dzīvot darbu значило “делать какое-то дело”. Русский историк и писатель XIX в. Н. М. Карамзин, рассказывая о языческой вере древних славян, пишет: “Сива - может быть Жива - считалась богинею жизни и доброю советницею”. 46 Турецкому слову cisim [chisim] “тело” созвучно латышское слово dzīsla “жила” (тур. аффикс -la означает “с”). С турецким sene “год” связаны латышские слова sen “давно”, sencis “предок”. Латышское прилагательное sensens “старинный”, “древний” образовано способом удваивания основы. В турецком языке таким способом образуются прилагательные, обозначающие наличие высокой степени качества или свойства, выраженного основой, напр., güzel güzel “очень красивый”, büyuk büyuk “очень большой”. Перекликаются между собой латышское слово zeme
и турецкое zemin, имеющие значение “земля”, “почва”. В латышском языке есть предлог zem “под” и слово zems, означающее “низкий”. От последнего образовалось латышское pazemot “унижать”. В турецком языке слово
zemmetmek означает “порицать”, “осуждать”, “хулить”, “поносить” и состоит из слов
zem “упрек” и etmek “делать” (In
Slavic, “earth, ground” is zemlya, with a root zem, suffix -l,
and variable endings, which makes it an exact Türkic match. In Russian, the word expanded
its semantics to numerous derivatives rooted in the concept of common land: Zemlya
= planet Earth, zemsvo = district council, zemlyak = ountryman, zemlya
= plowland, etc.). Примечательно название святого колодца у Каабы в Мекке - Zemzem. С турецким su “вода”, очевидно, связано латышское sula “сок”, где аффикс -la означает “обладающий/наделенный тем, что названо именной исходной основой”. Имеется немало географических названий, содержащих эту турецкую корневую морфему, напр., Sudarbe, где слово darbe означает “удар”, тогда название Sudarbe “расшифровывается” как “удар воды”. Латышское слово darbs “труд”, вероятно, восходит к турецкому darbe, не случайно в русском языке существует словосочетание “ударный труд”. В болг. яз. “работа” - darba.
В р. Даугаву впадает р. Суражки (su “вода”, raşe “дрожание”, “дрожь”, т.е. “дрожание воды”). Название городка Субате, очевидно, связано с глаголом batmak “утопать, тонуть” и означает “целиком в воде”. В Латвии есть речка Сулька, поселок Сулягалс и пр. Турецкая корневая морфема su входит в не меньшее число названий и за пределами Латвии. Так, у польско-белорусской границы есть город Сувалки, в тур. vali — “губернатор”, valide — “мать”, в латышском яз. есть глагол valdlt - “править, управлять”, название Сувалки может означать “тот, кто распоряжается водой”, в тур. su “вода”, vali “правитель”, -ki “который”. (Actually, valide has a constellation of meanings centered around “ruler”: governor, mother, proconsul, prefect, dey, ban, exarch, chief magistrate. Via cognates in Baltic valdīt and in Slavic volodet of the Türkic valide “ruler” and of the Türkic mir/pir “ruler” was formed the Slavic tautological title-name Vladimir = vladi ~ “ruler” + mir ~ “ruler”, the title-name Volodar ~ “Ruler”, and the title-name Vladislav ~ “Slavic ruler”, and other clones. Vladimir may also be a form of Evlad = children, i.e. originally generic collective term that grew to become a proper name). Поляки любовно называют свой город Сувалишки. Аффикс -ишк, вероятно также восходит к турецкому уменьшит.-ласкат. аффиксу -işk-. К турецкому susuz “сухой, “засушливый”, “без воды”, похоже, восходит латышское sauss “сухой” (And the Slavic, Greek, Illirian, Balkan Albanian, Baltic, Hindu, Avestan hushka, all ascend to the Türkic su = water and a form of negation cognate with –suz. The Avestan hushka demonstrates the s/h transition that in s dialect is sushka, an exact match to the Russian word sushka; the Middle Asian s/h transition is found in the words Huar < Suar = Turk. “Water People” and toponym Huaras = Suaras = “Water People As” > Chuarasm = Horezm. The spread of the semantics “not watery” = “dry” points to Nostratic origin based on the Türkic su = water in the noun, adjective, and verbal forms. The Nostratic commonality was facilitating transactions between the Türkic and local vernaculars). Само же латышское слово “вода” ūdens, с широким гласным “е”, ближе всего турецкому sudan “из воды, посредством воды”; в русском языке мы находим слова “удить”, “уда” и “вода”, которое, по всей видимости, приходит из латышского, получая в русском языке протетическое “в” и теряя конечную “n (н)”. Потеря конечной согласной, вероятно, связана с тем, что в турецком языке имеется и форма suda, означающая “в воде”. Этимология латышского слова “море” jūra должно быть, связана с турецким глаголом üremek “разрастаться”, тогда как латышское слово ezers “озеро”, по-видимому, происходит от формы причастия настояще-будущего времени ezer турецкого глагола ezmek “таять, становиться жидкостью”. В турецком языке есть глагол akmak - “течь”, “литься”, “вытекать”, к которому, должно быть, восходит латышское слово aka “колодец”. Название городка Акнисте ассоциируется с тур. словом akin “поток, приток, наплыв”, (-si - тур. аффикс 3. лица, -te - тур. аффикс местного падежа) и название может означать “в притоке, в потоке”. У латышского слова dibens есть в турецком аналогичное слово dip/dibi, которое имеет то же самое значение - “дно”. В латышском языке слово upe означает “река”; турецкое upuzun означает “очень длинный” и является производным от up и uzun “длинный”. Корневую морфему up мы находим в латышских наречиях lejup - “вниз”, augsup - “вверх”, malup - “в сторону”. Латышское слово urga “ручей” созвучно турецкому слову ur “новообразование” и очень близко по значению татарским словам ур — “ров”, ургыл - “стремнина”, “быстрина”, ургылу — “устремляться”, “бурлить”. В Латвии есть речка с названием Ура. Аффикс -ga мы находим в турецких словах, напр., kavga “ссора”, которое в свою очередь перекликается с латышским глаголом kauties - “драться, бороться”.
27 Дом, родители, праздники В турецком языке есть два слова maya, одно означает “основа”, “закваска”, другое - “самка племенного животного”. maja “дом” может восходить к одному из них. В болгарском языке слова мaйкa (maika) [majka] означает “мать”. Латышское слово nams “дом”, должно быть, связано с турецким nam, означающим “имя, слава, известность”. Происхождение латышского слова istaba “комната”, похоже, восходит к турецкому глаголу isitmak (isitbak, isitba with m/b alteration and with Ogur truncation) “нагревать”. Название это, вероятно, появилось тогда, когда люди научились делать дома не с одним, а с двумя жилыми помещениями. Большее помещение обогревал открытый очаг, на котором готовили пищу, тогда как меньшее помещение обогревала глиняная печка, его и называли istaba. От латышского istaba, вероятно, происходит (the later) русское слово “изба” (izba: *ısıtba > istaba > izba) (Among numerous cognates of the Latvian word istaba in numerous European languages are some that are closer to the Türkic substrate than more reprocessed versions: Sl. and OCS ist'ba, Czech jistba (with trace of j/i alteration, j being the Ogur version), Luj. jstwa, Germanic stubа. Phonetically, no explanation without Türkic origin is able to account for the initial i. The predominant independent semantics in numerous languages of “bathhouse, heated room” is consistent with the Türkic origin of the word, pointing to the source of the semantical drift). В латышском языке есть просторечное широко употребляемое слово, произносимое при прощании ata, что означает “пока”, “до свиданья” (aka Hasta la vista). Этимология его, возможно, восходит к турецкому слову at, точнее к его форме дательного падежа ata с аффиксом дательного падежа -а, означающего направление совершения действия, а значит - “на лошадь, по коням”. Латышский глагол jat “ехать верхом на лошади”, возможно, тоже связан с турецким словом at, к которому добавился протетический “j” (Jat would be an Ogur version of Oguz at).
Похоже, к турецким словам ata “отец” и meme “грудь”, “вымя” восходят латышские teta “папа” с широкой морфемой “ē” (I.e. [ə], близким по звучанию морфеме “а” (ср. с устар. русским “тятя” ) и mamma “мама”. Посмеиваясь над закапризничавшим ребенком, латыши и сейчас скажут memmes dēls - “сосунок” т.е. “маменькин сынок”. Слово kem в турецком языке означает “плохой”, “дурной”. В латышском языке слово kems имеет значение “чучело”, “пугало”. Люди в костюмах и масках, ряженые, обходившие с шутками и песнями за домом дом (что было связано с древним ритуалом благословения и плодородия) в латышском языке называются budēļi (ед. ч. budēlis). В турецком языке тоже есть слово budala, означающее “болван”, “балбес”, “помешенный на чем-либо”, напр. moda budalasi -‘помешенный на моде” и имеющее однокоренные слова: budalaşmak “глупеть”, “становиться глупым”, budalik “глупость”, “придурь”. Если латышское слово egle “елка”, (ср. с рус. “ель” (el)) образовано от турецкого глагола eglemek “забавлять”, “развлекать”, “веселить”, то, оказывается, обычай наряжать в праздник елку уходит в далекое прошлое. Становится понятно также, почему у русских людей для елки есть еще одно название - “веселка”. В сборнике же латышских народных песен рассказывается о латыщском народном обычае: после похорон в доме усопшего, всех домашних полагалось “пороть” (легонько бить) еловыми ветками, приговаривая “не умирайте! не умирайте!” 47
28 3.4. Части тела человека, предметы, действия К турецкому языку восходит ряд латышских слов, относящихся к телу человека: в турецком ilk означает “первый”, “начальный”, в латышском - ilknis “глазной У*')') И 71 зуб”, “клык”; в турецком яз. глагол açmak означает “открывать”, в латышском — acs/ačele (aks/acheno) [a] “глаз”; в латышском этимологическом словаре мы находим очень старое латышское слово acka (achka), которое использовалось в значении “одноглазый, незрячий”, а также в значении “умный, загадочный человек”, и не менее старое слово ačkis — “человек с поврежденным зрением” 48 (Açmak is a polysemantic word with a dictionary's 83 meanings, centered around “uncover”, an unlikely substitute for an eye in any language, but the connection discover/uncover ~ observe ~ reveal ~ make visible suggests a viable path).; турецкому el “рука” созвучно латышское слово elkonis “локоть”, Латышское слово составлено с помощью турецких аффиксов -ki и -n со значением “связанное с рукою”, тогда как русское слово локоть (lokot), похоже, пришло из латышского, претерпев фонетические изменения; турецкому ayak [ajak] “нога” близко латышское kaja [ka:ja] “нога”, где, вероятно, произошла перестановка слога; возможно, что образование этого слова связано с тур. глаголом kaymak “скользить”, от которого образовалось слово кayak — “лыжи”. Интересно, что древнейшие в мире изображения лыжников найдены на скалах по восточному берегу Онежского озера и западному берегу Белого моря, и относятся они к эпохе неолита. 49 (Dating of petroglyphs require isotope technology that still is not used in the former USSR space, so all published datings are purely speculative) С турецким словом aya “ладонь”, очевидно, связан латышский глагол aijat “нянчить”, “укачивать”, “убаюкивать” (ребенка). С тур. словом zar “перепонка”, “плева” похоже, связано образование латышского слова zarnas - “кишки”, с турецким kelli “голова” - латышское galva “голова”, с тур. cisim “тело” - лат. dzisla “жила”. С турецким звукоподражательным словом dudu “гудеж, гудение, говор” и dudak “губа” перекликается латышское dūdas “волынка”. Dudina у латышей - ласковое обращение к ребенку. В латышском языке есть слово pastalas “легкая кожаная обувь”, в турецком языке слово post означает “шкура”, слово postal - “грубые ботинки” (Slavic postoly). Турецкое yaka означает “воротник”, латышское jaka [jaka] означает “куртка”. Турецкому кар “чехол”, “покрышка”, “верх чего-либо”, “плащ-накидка”, “накидка женская”, карut “шинель” созвучно латышское kapuce (капуце) - “капюшон”, а турецкому kaplamak/kapli “покрывать/покрытый” - латышское kapličaa (каплича) “фамильный склеп/усыпальница”, “часовня” (The Türkic kapmak (v.) and kap (n.) 1. “container, vessel, box”, 2. cover; and all the compounds from the “vessel” and “cover” are most productive, they produced 39 derivatives listed in a small Turkish dictionary, they are innate to Germanic languages, and are mirrored in the European languages, from cap to cup and far beyond. Moreover, derivatives like hood ~ bonnet cap, a trademark of the Scythian, Sarmatian, and Türkic dress across millennia called kapşon (kapshon) in Türkic, retained both its Türkic stem and Türkic affix in loanwords: Engl. capuche, Germ. Kapuze, Spanich capucha, French capuchon, Lat. kapuce, Russian капюшон kapushon, Arm. կապոտ kapot, It. Church capuccino (Order of St. Francis), and so on). С турецким durtmek “легонько колоть”, “тыкать чем-либо острым” перекликается латышское durt “колоть”. К глаголу durmek “свертывать трубочкой”, должно быть, восходят латышские слова dure “кулак” и piedurkne “рукав”. Dikmek в турецком языке означает “шить”, diegs в латышском языке - “нитка”. Lule lule в турецком языке означает “в завитках”, “кудрявый”, с ним перекликаются латышское
lelle “кукла” (тур. lule ile, т.е. “с завитками”) , lolot “лелеять” (ср. с рус. “люлька”
(lulka)- “детская колыбель”). В русском фольклоре есть образ Златокудрого Леля. В Латвии находится город Lielvārde, название которого напоминает турецкое “lüle vardı” , т.е. “был родник”, т.к. lüle означает также “родник”. В Латвии известны случаи, когда на роднике строится дом, родник продолжает существовать под домом, и им пользуются только хозяева дома. Латышское слово ķipars со значением “кукла, клоун”, перен. “маленький ребенок” перекликается с формой аориста kıpar от турецкого глагола kıpmak “моргать глазами” и означает “моргающий глазами”. Турецкое слово içer [itʃer] (icher) “пьет” (от глагола içmek “пить”) напоминает латышское dzer “пьет” (от глагола dzert - “пить”). В Латвии мы находим речку с названием Iča [itʃa] (Icha) (The prosthetic dz- in Latvian follows the prosthetic anlaut consonant y-/j-/g- in front of the initial vowel, a trait of the Ogur languages). С турецким глаголом yemek “есть”, “кушать”, вероятно, также связан латышский глагол ēst “есть”, “кушать” (ср. русское диал. йист [jist] “ест” с тур. yiyor [jijor] (yiyor) “ест”) (The linguistical spread of ye/et/ed/es from Türkic to Germanic to Slavic to Latin and Greek and Armenian and Avestan for verbs, nouns, and adjectives for edibles and eat points to the Nostratic origin and consequently can't be linked to any particular language). В тур. яз. глагол burtmak означает “заставлять крутить, вертеть”; в латышском языке глагол burt имеет значение “выполнять магические действия с целью добиться желаемого” (In Turkish “twist” has 13 verbs and 19 nouns, apparently the Türks engaged in lots of different twisting, with different particular semantics and numerous derivatives and idiomatic expressions, one of which could easily be “conjuring” picked up by Balts). К этой же группе слов относятся ниже приведенные слова, размещенные для большей наглядности в Tаблице 1. Tаблица 1
30 3.5. Животные, растения, явления природы Tаблица 2
31, 32 История свидетельствует о почитании древними жителями Восточной Прибалтики, в том числе и славянами, дубрав, в которых по языческим поверьям обитал бог суда Прове. 52 Латышское название дуба ozols созвучно турецкому ozel “особый, особенный, специальный”. У латышей и в наши дни наблюдается трепетное отношение к дубам, деревьям - долгожителям, свидетелям истории.
Tаблица 3
33 Латышские народные песни, сказки - наилучший материал для поиска субстратной лексики. Чем слово дальше от сегодняшнего дня, тем больше вероятность обнаружения его турецких корней. “Meži rūca, meži šņāca, Так, в приводимых выше двух строках латышской народной песни мы находим необычное для современного латышского языка слово kumuriem. Обратившись к турецкому словарю, находим турецкие слова küme “куча, группа, скопление”, küme küme “группами”. Зная, что числительные в разделительном значении в турецком языке образуются с помощью аффикса -(ş)er: bir “один” > birer “по одному”, iki “два” > ikişer “по два”, üç “три” > üçer “по три” и т.п., можно предположить, что латышское слово kumuriem “скопом” было образовано от турецкого слова kümе “скопление, группа” таким же способом и, к тому же, с соблюдением закона гармонии гласных 53: kümе > kumuriem. Гласная в аффиксе изменилась по тюркскому правилу гармонии гласных, Исследователь Ирек Биккинин в своей работе “Тюркизмы в английском языке” рассказывает о самой древней английской лексике, заимствованной из тюркских языков, следующее: “Так, например, древнеанглийское слово тюркского происхождения tapor было вытеснено общегерманским axe. Интересно, что это слово, образованное от корня тапа - “рубить”, было также заимствовано арабским, персидским и русским языками, и до сих пор сохранилось в них, а также в восточнотюркских языках. В западнотюркских же, например, в турецком и татарском, оно было вытеснено словом балта в том же значении, сохранившись, например, в татарском языке лишь в форме тапагыч - “сечка для овощей”.” 54 К сказанному можно добавить, что в турецком языке от корня tapa - “рубить”, похоже, осталось еще слово
çapa - “мотыга” (в русском языке от него образовано слово “тяпка”), а также турецкое слово
tapa - “затычка’, которое в латышском языке звучит и выглядит точно так же, как и турецкое, -
tapa и имеет то же значение - “затычка”. 4. ТЮРКСКИЙ ГРАММАТИЧЕСКИЙ РУДИМЕНТ В ЛАТЫШСКОМ ЯЗЫКЕ Грамматический рудимент тюркского языка, который хранит в себе латышский язык, возможность выявления его систематичности и регулярности, а также возможность проследить закономерность тех или иных грамматических явлений в латышском языке с помощью турецкого языка еще больше убеждают нас в неслучайной связи этих, в настоящее время вроде бы ничем не связанных, языков. Фонетический строй латышского языка, так же как и фонетический строй турецкого языка, характеризуется простотой и четкостью артикуляции звуков. В качественном отношении фонетическая система латышского языка мало отличается от звуковой системы турецкого языка.
Вследствие того, что латышский и турецкий языки относятся к разным географическим зонам, можно отметить следующие характерные изменения: • ударение в латышском языке переместилось на первый слог, тогда как в турецком языке оно приходится, в основном, на последний, что обусловлено быстрым темпом речи людей юга, при котором ударяется последний слог; • появилась долгота гласных, которая является естественной для неспешных северных широт, тогда как в южных широтах темп речи заметно ускоряется. Надо заметить, что долгота латышских гласных позволяет сохранять четкую артикуляцию звуков. В субстратной лексике латышского языка прослеживается система фонетических изменений, связанная со звуковыми особенностями латышского языка. Фонетический строй как турецкого, так и латышского языков отличается отсутствием редукции гласных. Благодаря этому мы не наблюдаем больших изменений гласных звуков, но наблюдаем следующие замены: • морфема переднего ряда “ü” заменяется дифтонгом переднего ряда “ie”, или гласным среднего ряда “e”: dün > diena, или гласным “u”: güneş > uguns, dürtmek > durt; (The easy explanation for multiple outcomes of the same process is polyethnicity and polylinguality of the indigenous population; this effect is very visible in the territory of the modern Russia, where Slavic dialects greatly vary with geographical territory, and in the Caucasus, where Russification is very young, and the forms of Russisms, Sovietisms, and Internationalisms vary greatly from valley to valley and from vernacular to vernacular; in English it is a phenomenon of tomato vs. tomeyto; standardization process did not begin before the age of genocide, radio, and TV) • турецкая морфема переднего ряда “ö” заменяется в латышском языке дифтонгом среднего ряда “о” [uo]: kök > koks (> kuoks), özel > ozols (> uozols), или гласным среднего ряда “е”: böbür > bebris; • турецкий гласная морфема заднего ряда “i” [ы] заменяется в латышском языке морфемами заднего ряда а, или среднего ряда е, так как по месту артикуляции эти морфемы очень близки: Rızkını < Rezekne, algı < alga, а также морфемой “i” [и]: sırma > sirms, kıpar > ķipars (English preserved the distinction between front [ı] and back [i] vowels); • морфема переднего ряда “i” меняется на дифтонг “ie”: mihr > miers, içine > iekšiene; • морфема среднего ряда “e” меняется на дифтонг “au”: yeni [jeni] > jauns[jauns], или на заднего ряда “a”: keman > kamanas, kedi > kake, или на переднего ряда “i”: tek > tikai, или на дифтонг “ie”: devasa > dievs; • гласная морфема заднего ряда “u” заменился в латышском языке на долгий гласную морфему заднего ряда “ū”: duman > dūmaka, dūmi; sur > sūrs; kuka > kūka, us > ūsiņš; • гласный заднего ряда “а” заменился на широкую морфему “е”, приближающийся по звучанию к морфеме “а”: almak > elki; • гласная морфема заднего ряда “о” заменился на морфему заднего ряда u : yom > jumis. • в односложных словах латышского языка произошла замена гласных долгими гласными: sur – sūrs, ya
– jā, zil – zīle, sik – sīks, yuk – jūgs. Образование субстратной лексики латышского языка происходит в соответствии с характерным для турецкого языка фонетическим законом - законом гармонии гласных: • так в случае замены обоих гласных слова на гласные другого ряда меняются одновременно обе морфемы: тур. dokumak ткать > латышск. deķis одеяло; • мы можем наблюдать случаи идеального соблюдения латышским языком закона гармонии гласных и возникающей в связи с этим “коррекции” звуков турецких слов: тур. keman дуга > латышск. kamanas сани.
В некоторых словах, начинающихся с гласных звуков, мы наблюдаем появление протетических согласных звуков:
Tаблица 4
4.1.2. Изменения согласныхç · • Согласная морфема турецкого языка c (j) (дж) заменился в латышском языке морфемами “dz” [j] (дз): Тюрк. civcivli [chivchivli], cisim - Лат. dzīsla; или морфемой “ž” (ж): celal > žēlot, cebretmek > žebērklis, а также морфемой “ц” [ts]: civelek > cilvēks. · • Иногда турецкое “ç” [tʃ] (ч) меняется на [ʃ] (ш): Тюрк. içine > Лат. Iekšiene, или на “z” : çiçek > zieds, или на “ц”[ts]: çiçek > zieds [ziets], açmak > acs, но перед гласными переднего ряда ačele [atʃele] (ачеле) морфема “č’[tʃ] (ч) сохраняется. · • Глухой морфеме “к” в конце слова (auslaut = аслаут) латышский язык “предпочитает” звонкий “g”
(г): Тюрк. yuk - Лат. jūgs, dik - diegs. Иногда такая замена наблюдается и в начале слова: kelle >
galva (galva = Baltic predecessor of Slavic glava, golova). 4.2.1. Большое количество слов субстратной лексики - это слова, для которых в современном турецком языке находятся аналогичные слова, звучащие точно так же или почти так же и имеющие точно такое или почти такое же значение, о чем свидетельствует приводимая ниже таблица. Tаблица 5
Турецкие слова, из которых образовалась данная субстратная лексика, в основном представляют собой корневые морфемы турецкого языка: sene, meme, ilk. Есть субстратная лексика, образованная из турецких слов, в которых легко выделяются мотивирующие основы и словообразовательные форманты: aklı, susuz, algı, içine. 4.2.2. Большая группа слов субстратной лексики - это слова, созданные по структурно-семантическим моделям, существующим и сегодня в турецком языке. Значение этих слов связано со значением турецких корневых морфем и словообразовательных формантов турецкого языка. Немало слов субстратной лексики образовано с помощью словообразовательных аффиксов -ki I, -ki (-ki, -ku, -ku, -gi, -gi, -gu, -gu) II, -li (-l, -li, -lu, -lu), являющихся и сегодня продуктивными аффиксами турецкого языка, а также формообразовательных аффиксов -da (-ta, -de, -te), -n (-in, -in, -un, -un), -si, - i (-i, -u, -u), -e (-a, -ye, -ya) и т.д., используемых в словообразовательной функции. Широко употребляются комбинации аффиксов турецкого языка, что мы наблюдаем в образовании слов и в современном турецком языке. Все аффиксы турецкого языка имеют закрепленное за ними значение, благодаря чему легко обнаружить внутреннюю форму слов субстратной лексики, их мотивированность. Ниже мы приводим таблицу, в которой приведены примеры образования слов в субстратной лексике латышского языка. Tаблица 6
Слова турецкого языка являются мотивирующими для слов субстратной лексики латышского языка. 4.2.3. В турецком языке глагольные существительные образуются путем отбрасывания/частичного отбрасывания аффикса неопределенной формы и добавления флексий:
В латышском языке существует способ образования глагольных существительных аналогичный тому, что мы наблюдаем в турецком языке, а именно, отбрасывая от неопределенной формы глагола аффикс неопределенной формы и добавляя окончание, производят отглагольное существительное:
38 В субстратной лексике большое количество существительных образовано именно таким способом: Tаблица 7
4.2.4. В субстратной лексике есть существительные, образованные и от форм прошедшего времени, причастий и деепричастий турецких глаголов (причастия наст.- буд. времени, деепричастия прошедшего времени и пр.): тур. asmak/asar увиливать/увиливающий - латышск. asaris окунь 4.2.5. В субстратной лексике есть слова, происхождение и изначальный смысл которых становятся понятными благодаря близким по значению словосочетаниям турецкого языка: тур. ustune varmak нападать, оказывать давление (на кого-либо) - латышск. varmacība насилие 4.2.6. В субстратной лексике встречаются слова, турецкой корневой морфеме которых предшествует префикс, что мешает распознать ее сразу, т.к. в турецком языке префиксов нет: тур. dürmek свертывать трубкой - латышск. piedurkne рукав 4.2.7. Ряду глаголов латышского языка находим созвучные и близкие по значению существительные турецкого языка, объясняющие происхождение этих глаголов: тур. teke козел - латышск. tecēt идти мелкими шагами 4.2.8. В латышском языке мы находим названия растений, которые являются переводом с турецкого языка (calque): тур. unutmabeni
“не забывай меня” - латышск. neaizmirstulīte- “незабудка”, рус. -“незабудка” (calque); В морфологии и синтаксисе латышского языка, так же как и в его фонетике и словообразовании, отчетливо выявляется рудимент турецкой грамматики. 4.3.1. В турецком языке форма возвратного залога глагола образуется прибавлением к глагольным основам аффикса -in/-n: almak брать - alınmak быть взятым (с пассивным значением) В латышском языке мы находим аффикс -in в образовании переходных глаголов из непереходных: degt гореть - dedzināt жечь 4.3.2. Созвучны турецкому указательному местоимению şu (chu) “вот это[т]/то[т]’ указательные местоимения латышского языка šī (chee) “эта”, sis (chis) “этот” (The forms chi and chis are not too far from the English pronouns she (shee) and this, not only pointing to the common origin, but also pointing to the possible original form). 4.3.3. Формы латышского личного местоимения es “я” - manis меня, man ‘мне’, mani меня созвучны формам туркменского личного местоимения men “я”: menin “меня”, mena “мне”, meni - “меня”. 4.3.4. Форма винительного падежа турецкого личного местоимения 3 лица о — onu созвучна форме винительного падежа латышского личного местоимения 3 лица ед.числа vins/vina, причем существует одна и та же форма для мужского и женского рода vinu. Ср.: onu (тур.) — vinu (латышск.) Turk. onu
– Latv.
viņu Русская (I.e. Slavic) диалектальная форма личного местоимения в винительном падеже ону [onu] (третье лицо, единственное число, ж. и м. род) звучит точно как турецкая форма.
4.3.5. Похоже, что латышские обстоятельства divata “вдвоем”, trijata “втроем”, cetrata “вчетвером” образованы путем прибавления турецкого аффикса местного падежа - ta к количественным числительным divi, trls, cetri.
4.3.6. В турецком языке аффикс -gen образует от глагольных основ имена прилагательные, обладающие признаком, названным исходной основой: çekinmek стыдиться - çekingen стыдливый. В латышском языке ему созвучен аффикс -īg, выполняющий ту же функцию: kautrēties “стыдиться” - kautrīgs
“стыдливый” 4.3.7. Похоже, что окончания мужского рода латышского языка -s, -is восходят к турецкому аффиксу -si, выражающему принадлежность субъекта или объекта третьему лицу: тур. annesi его мать, babasi его отец - латышск. tetis папа, bralis брат.
4.3.8. Флексия имен существительных латышского языка -ija, так же как и флексия существительных русского языка -ия, должно быть, восходит к турецкому -i (аффиксу принадлежности к 3 лицу) и аффиксу дательного падежа (-е hali) -ye/ya. Пример тому - название Карелия, которое, вероятно, произошло из сочетания турецких слов kara “черный” yel “ветер” в форме дательного падежа (-е hali), указывающей направление действия: *Karayeliya - “к черному ветру”. 4.3.9. Примечательно то, что глаголы в форме, побуждающей к действию, оканчиваются одинаково как в турецком, так и в латышском языке: тур. gidelim! - латышск. brauksim! - едем! 4.3.10. Похоже, что форма 3 лица ед. и мн. числа латышского глагола “быть” - ir исторически восходит к тюркскому глаголу er- сохранившемуся в аффиксе -dir: тур. iyidir - латышск. vins ir labs - он хороший (2 out of 3 are Türkic forms: viņš ir
< onu + -(d)ir)
41 4.4.1. Как в турецком, так и в латышском языках, существительные широко используются в роли определений, что очень характерно для обоих языков, причем существительное - определение стоит перед словом, которое определяет (Like the English expressions coat hanger and apple sauce): тур. çocukluk arkadaşı - латышск. bērnības draugs - друг детства. Иногда таких существительных - определений у одного слова может быть несколько (Like coat hanger closet and apple sauce blender filter), что делает затруднительным понимание смысла такого словосочетания для иностранца. Это явление характерно для обоих языков, как турецкого, так и латышского. латышск. pavasara beigu posms – тур. ilkbaharın sonun dönemi – “last period of spring”
4.4.2. Так же как и в турецком языке, в латышском языке допустимой нормой являются предложения, в которых субъект действия деепричастного оборота не совпадает с субъектом действия предложения. Ср.: Латышск. Mazgājot logu, uz paklāja sabira gruži. Когда я мыла окно, на ковер насыпался мусор. 4.4.3. В турецком языке предлог располагается за словом, к которому относится. В латышском языке тоже есть предлоги, стоящие за словом: тур. benim için — латышск. manis dēļ — ради меня. Кроме того, в латышском языке существуют так называемые наречия, которые стоят за именами и требуют употребления имени в определенном падеже, что характерно для предлогов. Как правило, такое словосочетание можно заменить сочетанием существительного с предлогом (Like Where are you from? vs. From where are you?). Ср.: тур. рarasi peşine - латышск. pēc naudas
(prep.) - naudai pakaļ
(adv.) - за деньгами (peşine > pakaļ
~ pēc ≈ after) Похоже, что именно от таких наречий исторически образовывались предлоги латышского языка, занявшие в предложении место перед именными частями речи. 4.4.4. Удивительным образом совпадает глагольное управление падежами в латышском и турецком языках, турецкому падежу -i hali соответствует латышский аkuzatīvs - винительный падеж: тур. seni görmek - латышск. tevi redzēt - тебя видеть. Мы наблюдаем здесь даже одинаковые окончания местоимений обоих языков - i. Существительные тоже имеют одинаковые окончания. Правда, в турецком языке существительное, как и местоимение, стоит перед глаголом, в латышском языке оно обычно занимает место после глагола, хотя, в случае эмфатического выделения слова, оно может быть помещено и перед глаголом: тур. yarayi sarmak - латышск. pārsiet brūci - обвязать рану Турецкому падежу -e hali в латышском языке соответствует datlvs, то есть тоже дательный падеж: тур. bu habere inanmam - латышск. šai ziņai neticēšu - этой новости не поверю 4.4.5. В турецком языке имеется послелог/аффикс совместного действия и орудия действия ile (-la, -le), означающий “с’, “вместе с”, “при помощи чего”, “на чем”. В латышском языке ему соответствует предлог ar, который означает “с кем/чем”, “при помощи чего”, “на чем”: тур. arabayla — латышск. ar auto - на машине 4.4.6. С турецким sene “год” связаны латышские слова sen “давно”, sencis “предок”. Латышское прилагательное sensens “старинный”, “древний” образовано способом удваивания основы. В турецком языке таким способом образуются прилагательные, обозначающие наличие высокой степени качества или свойства, выраженного основой., напр., guzel guzel “очень красивый”, buyuk buyuk “очень большой”. 4.4.7. Похоже, что употребление местного падежа с глаголами iet “идти”, braukt “ехать” в латышском языке восходит к турецкому -e hali, т.е. дательному падежу. Ср.: тур. Istambula gidelim! Едем в Станбул! - латышск. Brauksim Riga! Едем в Ригу! Мы рассмотрели довольно большое количество явлений в латышской грамматике, которые должны свидетельствовать об историческом родстве латышского и турецкого языков, а именно, формировании латышского языка на тюркской основе. Думается, что примеров тому можно найти еще немало. 5. ТЮРКСКИЕ КОРНИ РУССКОГО ЯЗЫКА Выявляя тюркский субстрат латышского языка, мы невольно прибегали к сравнению латышской субстратной лексики с русской, так как оба языка, судя по всему, возникли и развивались в одно и то же время, в одном и том же месте. В следующей главе мы проведем сравнение субстратной лексики обоих языков для того, чтобы лучше понять их взаимосвязь, а также роль латышского и русского языков в истории развития языков мира. В этой работе мы не будем заниматься скрупулезным исследованием современной грамматики русского языка, чтобы убедиться в тюркской основе русского языка. В данной главе мы рассмотрим происхождение суффиксов русского языка из аффиксов турецкого языка, что, на наш взгляд, является наиболее ярким свидетельством тюркских корней русского языка.
Известное высказывание о том, что в русском человеке пятьдесят процентов турецкой крови может показаться странным, однако знание турецкого языка позволяет обнаружить удивительную картину: большое количество слов русского языка имеет турецкие корни. Так, слово “багульник” имеет в турецком языке родственное слово bogulmak (и его производные), что означает “задыхаться”, и трава действительно обладает характерным удушающим запахом. Слово “уют” приводит к турецкому глаголу uyutmak, что означает “усыплять, смягчать”. Знание грамматики турецкого языка позволяет увидеть еще большее число слов русского языка, уходящих корнями к турецкому языку, так как становятся понятны модели, по которым образовывалась из турецкого языка русская лексика. Субстратная лексика и грамматика русского языка свидетельствуют о продолжительном развитии русского языка на базе турецкого. 5.1. Тюркские словообразовательные модели в русском языке
В турецком языке словообразовательные аффиксы имеют четкое, закрепленное за ними значение, и потому широко используются для образования слов. Так, в турецком языке для образования от глагольных основ имен существительных широко используется аффикс -ki ( и его фонетические варианты ): кеsmek “резать” - keski ““режущий
инструмент”, “резец” Аффикс -ki означает “который”, т.е. тот, который имеет отношение к действию, названному глаголом. Русский язык заимствует у турецкого глагола основу и с помощью турецкого аффикса -ki образует собственную лексику: тур. şaşmak “удивляться, терять, путать, ошибаться” - рус.
шашки Благодаря легкости создания слов по данной модели мы наблюдаем в русском языке слова, образованные присоединением аффикса -ki к тюркской именной основе: Tаблица 8
Частица -ки/ка широко используется в современном русском просторечии, т.е oстается популярной и в современном русском языке: Пить-ки хочешь? Продолжается образование с -ки существительных: спасибки (прост. от “спасибо”) Дети легко образовывают с помощью аф. -ки/ка отглагольные существительные, напр., “бояка” (от гл. бояться).
Следует заметить, что, по всей видимости, русские аффиксы -к, -ок-, а также русская частица -ки произошли от турецкого аффикса -ki. В субстратной лексике русского языка мы находим немало слов, образованных с помощью самых простых и, по-видимому, самых древних турецких формообразовательных и словообразовательных аффиксов и турецких корневых морфем. Так, слово “молоко”, похоже, сложилось из турецкого meme “грудь, вымя” и аффиксов -le “с” и -ki “который’, т.е. “то, что связано с выменем, с грудью”. Сравните русское “молоко” с польским и чешским mleko. В слове “судак” мы находим турецкие аффиксы -da и -ki/k. Слово “буран” образовано от глагола burmak “крутить”, точнее от формы причастия этого глагола buran “крутящий” и т.д.
45 5.2. Тюркское происхождение суффиксов русского языка
Не вся инвентория Тюркских и Русских аффиксов перечисленна тур. -in — рус. -ин В турецком языке аффикс -in является –in hali аффиксом родительного падежа и указывает на принадлежность кого-либо/чего-либо второму или третьему лицу: sen ты - senin твой В русском языке суффикс -ин является продуктивным суффиксом и также указывает на принадлежность кого-либо/чего-либо третьему лицу третьему лицу: мама - мамин тур. -ar (-ir/-ir/-r/-ur/-ur)/-r – рус. -ар (-арь,-яр,-ярь) /-ыр(ырь) /-ир(ирь) Аффикс тур. яз -ar образует от глагольных основ причастия настоящее - будущего времени. Субстантивированные причастия имеют значение “то, что (или тот, который) постоянно совершает или может совершить действие, названное исходной основой”: yazmak – yazar “писать
– писатель” В русском яз. суффикс -ар (-арь,-яр,-ярь)/-ыр (ырь)/-ир (ирь) широко используются для образования отглагольных существительных, обозначающих лицо, которое постоянно совершает или может совершить действие, названное исходной основой: доить - дояр
Такое разнообразие вариантов этого русского суффикса, должно быть, обусловлено его происхождением из турецкого аффикса с его фонетическими вариантами. тур. –а (-ya)/- е (-ye) – Russ. –а(-я) [-a/-ja] При помощи аффикса -а/-е (фонетические варианты одного и того же аффикса) в турецком языке от глагольных основ образуются деепричастия: konuşmak – konuşa “разговаривать –
разговаривая” В русском языке мы наблюдаем абсолютно то же: форма деепричастия настоящего времени образуется при помощи суффикса -а/-я: шептать – шепча Аффикс тур. яз -an образует от глагольных основ причастия настояще-прошедшего времени. Субстантивированные причастия имеют значение “то/тот, который совершает действие, названное исходной основой”: kapmak хватать - kapan ловушка, капкан В русском яз. мы тоже находим суф. -ан, который служит для образования существительных: смута - смутьян
46 Похоже, с турецким kalça “бедро” связано слово “колчан”, имеющееся в русском языке.
тур. -cak/-cık/-cik/-cek/-cuk/-çuk/-çük/çik [-chak/-
chyk/- chik/-
chek/-chuk/-tʃuk/- tʃ”uk/- tʃik] –
Турецким суффиксам уменьшительно-ласкательного значения в русском языке соответствуют вышеперечисленные суффиксы уменьшительно-ласкательного значения. Примеры турецких словоформ: kuzu – kuzucak “ягненок – ягненочек” В русском языке мы находим следующие примеры: барабан – барабанчик Похоже, мы имеем дело с ассимиляцией фонемы -к при образовании уменьшительно-ласкательных форм в словах с основой на -к: знак – значок В словах с основой на -ч происходит слияние суффиксальной морфемы -ч с корневой морфемой -ч: ключ – ключик Как в турецком, так и в русском языке, мы наблюдаем наличие большого количества вариантов этого аффикса, что обусловлено существованием в субстратном турецком (I.e. Türkic) языке закона гармонии гласных. В русском языке в отличие от турецкого имеются только суффиксы со фонемой -ч, так как фонема [ж/дж] не характерна для русского языка. тур. -çi/-çi/-cu/-çu [-chi/-tʃi/-chu/-tʃu] - рус. -чий, -ец/лец Турецкий аффикс -çi, с его фонетическими вариантами, обусловленными фонетическими законами турецкого языка, образует имена существительные, обозначающие лицо, производящее действие: nahır - nahırcı “стадо коров -
пастух” Слово “зодчий” - яркий пример образования в русском языке слов по данной словообразовательной модели турецкого языка зьдъ “глина” > зьдчии “горшечник”. Суффикс действующего лица -чий, утративший в современном русском языке свою продуктивность, сохранился в таких древних словах, как певчий, кравчий, стряпчий. 56
47 К этому же турецкому аффиксу -çi, должно быть, восходит и русский суффикс -ец/ -лец, также используемый для образования существительного, обозначающего действующее лицо. В русском языке с помощью этого суффикса существительные образуются и от глагольных основ: шить – швец Русский суффикс -щик/-льщик, обозначающий действующее лицо, и который, должно быть, образовался позже, чем суффикс -чий, представляет из себя комбинацию из турецких аффиксов -ci/çi и -ki “который”, причем в аффиксе -ci/çi эвуки [chi]/[tʃi], заменились на русскую морфему [ʃtʃ], который представляет собой нечто среднее между турецкими морфемами [ch] и [tʃ]: камень - каменьщик В русском языке существительные с помощью этого суффикса образуются и от глагольных основ, то есть “полюбившиеся” аффиксы турецкого языка русский язык использует по возможности шире: наклеить – наклейщик тур. -aç [atʃ] – рус. -ач В турецком языке аффикс -aç служит для образования от глагольных основ имен существительных, обозначающих инструмент, орудие или средство действия, названного исходной основой: saymak “считать” – sayaç “счетчик” Суффикс -ач в русском языке служит для образования существительных того же значения, а также образует существительные, обозначающие лицо, производящее действие, названное исходной основой. Этот суффикс сохраняет свою продуктивность и в современном русском языке: пугать – пугач В русском яз. имена существительные с помощью суффикса -ач могут образовываться и от прилагательных: богатый - богач В турецком языке мы тоже находим существительное, образованное с помощью данного аффикса от именной основы: kul раб, слуга - kulaç [маховая] сажень (в размах обеих рук) тур.-ak - рус. -ак/-аг/-яг Аффикс -ак тур. языка образует от глагольных основ имена существительные, обозначающие место действия, предмет действия или субъект действия, характеризующийся признаком, названным исходной основой: sığınmak – sığınak
“укрываться – укрытие” Суффикс -ак русского языка служит для образования существительных с тем же значением: лежать – лежак Похоже, что русский суффикс -аг/-яг является звонким вариантом суффикса -ак: бродить – бродяга В русском языке имена существительные с помощью суф -ак могут образовываться и от прилагательных: бедный – бедняк тур. -it - рус. -от Тур. аф. -it образует от глагольных основ имена существительные, характеризующиеся признаком, названным исходной основой: yapmak делать, создавать - yapit произведение, творение, создание Похоже, что русское слово “калитка” исторически образовалось от турецкого глагола kalmak с помощью турецких аффиксов -it и -ki и означает “защелка (запор для скота)”: kalmak > kalit > калитка В современном русском языке ему соответствует по звучанию и функции суффикс -от: грохотать - грохот тур. –ç [tʃ] – рус. –ч(а), –ищ(е) Аффикс –ç турецкого языка образует от глагольных основ имена существительные, обозначающие явление или предмет, являющиеся объектом или результатом действия, названного исходной основой: kazanmak зарабатывать - kazanç заработок
Русский суффикс -ч(а) соответствует ему по звучанию и функции: подать - подача Сюда, видимо, можно отнести и русский суффикс -ищ(е), служащий для образования имен существительных, обозначающих явление или результат действия, названного исходной основой: играть - игрище тур. -ık [ık] - рус. - их(а), ух(а) Аффикс -ık [ık] турецкого языка образует от глагольных основ имена существительные, обозначающие явление или предмет, являющиеся объектом или результатом действия, названного исходной основой: aksırmak чихать - aksırık чихание В русском языке ему соответствуют по звучанию и функции суффиксы - их(а), -ух(а): шуметь - шумиха тур. -ış (-iş/-uş/-üş) [-ıʃ/-iʃ/-uʃ/-yuʃ] – рус. -ыш Тур. аф. -iş(-iş/-uş/-üş) образуют от глагольных основ имена существительные, выражающие чаще всего манеру или способ действия: bakmak смотреть - bakış взгляд Русский суффикс -ыш образует от глагольных основ имена существительные, обозначающие явление или предмет, являющиеся объектом или результатом действия, названного исходной основой: проиграть - проигрыш 5.3. Фонетические соответствия В заключении главы остановимся на фонетических соответствиях русского и турецкого языков, которые также являются ярким свидетельством того, что русский язык развивался на турецкой основе. Почти все морфемы русского языка имеют себе подобные в турецком. Более того, благодаря турецкому языку становится понятно, почему в русском языке мы имеем парные гласные:
Особенно характерно наличие в обоих языках уникальной фонемы ы (рус.)- ı (тур.), которая как в одном, так и в другом языке является смыслоразличительной: тур. kır поле, степь - kir грязь Звук c [dj] (дж) турецкого языка в ранней русской субстратной лексике заменяется морфемой ч [tʃ] или ж (Or the Sarmatian more labial pronunciation has survived to the present, if it is observed in both Balic and Slavic languages):: тур. civelek[djivelek] шустрый, живой - рус.
человек Легкой турецкой морфеме h в русском языке соответствует подобная морфема, произносимая в современном русском языке в словах “бог”, “господи”, “гырчать” и сохранившийся в говорах русского языка, а также в белорусском и украинском языках. Звук ц [ts] русского языка очевидно восходит к турецкой морфеме ç [j] ([j] is voiced, [tʃ] is voiceless): çiçek [jijek] – цветок [tsvetok]. В диалектах русского языка морфема ч [tʃ] стандартного русского языка заменяется на фонему ц [ts]: англичане – англицане [anglitʃan'e – anglitsane]
Русская морфема щ [ʃtʃ] (shch, voivced) может восходить как к турецкой морфеме ç [tʃ] (ch), так и турецкой морфеме ş [ʃ] (sh, voiceless), которая значительно мягче русской морфемы ш [ʃ], а потому фонетически очень похож на русскую морфему щ [ʃtʃ]. Итак, большое разнообразие русских суффиксов является, как мы убеждаемся, следствием того, что исторически русские суффиксы образовывались из турецких аффиксов. Наращивание в турецком языке аффиксов к основе слова породило в русском языке явление образования суффиксов русского языка одновременно из нескольких тюркских аффиксов. Из наиболее простых и в то же время несущих смысл аффиксов турецкого языка в русском языке составлялись комбинации, которые утвердились в суффиксы русского языка. Мы проследили, как не только самые ранние, но и более поздние турецкие аффиксы входили в русский язык и использовались в русском словообразовании. Рассмотренные нами явления свидетельствуют об органической связи русского языка с турецким языком, о развитии русского языка на основе тюркского
субстрата. 6. СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА СУБСТРАТОВ ЛАТЫШСКОГО И РУССКОГО ЯЗЫКОВ Субстратная лексика, уходящая корнями к пратюркскому языку, имеется в большом количестве как в латышском, так и в русском языке. Это позволяет нам сравнить cубстратную лексику обоих языков. Субстратная лексика обоих языков делится нами на шесть групп. Рассмотрим каждую из групп, чтобы попытаться выделить этапы развития данных языков на основе тюркского языка, а также проследить связь между латышским и русским языками. 6.1. Ранняя субстратная лексика латышского языка Первая группа слов включает в себя наиболее раннюю лексику человека, поселившегося на земле Восточной Прибалтики. Сюда входят слова, называющие предков, божества, символы, имена людей, природные явления, объекты природы. В эту группу мы включили название предметов, связанных с трудовой деятельностью первых людей -“острога”, “весло”, “сани”, а также название животного, которое было главным объектом охоты - “лось”. Сюда же мы включили слово, обозначающее название жилья первого человека, которое имеет два значения в турецком языке. Каждое из них могли быть логическим обоснованием того, что жилище в языке древнего человека, обитавшего на территории современной Латвии, было названо именно так - maja. Tаблица 9
52 6.2. Ранняя субстратная лексика русского языка Мы видим, что в группу латышской ранней субстратной лексики входят слова, почти не имеющие параллелей в русской ранней субстратной лексике. В латышской субстратной лексике мы находим несколько слов, называющих предков: elki, veļi, urguči, iļģi, senči. В русской субстратной лексике, слов, называющих предков, нет, но из истории известно, что место жертвоприношения духам предков у древних славян называлось Алка, что близко литовскому Алкас. Латышская субстратная лексика содержит большое количество слов, называющих имена людей, происходящие от названий небесных тел, Солнца и Луны, названий явлений природы, названий трудовых действий человека. Эта традиция, заложенная в те далекие времена, существует у латышей и сегодня. Такая же традиция существовала и существует у турецкого народа. (What about Slavic names in the pre-Christian Rus?) В русской субстратной лексике мы находим слова Иван и Ульян. Первое, вероятно, образовалось от латышского Ян, второе - в более поздний период развития русского языка непосредственно от турецких основ ulu “великий”, yan “горение”. Русское языческое божество Иван почиталось русскими язычниками так же, как латышами - Ян, только название его, как видим, образовалось не напрямую от турецкой корневой морфемы yan-, как это произошло в латышской субстратной лексике, а от латышского имени Ян.
В русской субстратной лексике, в отличие от латышской, мы не находим слова, связанного с турецким словом yom, а также названия языческого бога Ūsiņš (Norse Udin and Odin), связанного с турецким us “разум”, однако мы находим фразеологизм “мотать на ус”, который, вероятно, тоже связан с турецким us “разум”, но относится к более позднему этапу развития языка. Вышесказанное дает основание заключить, что данная субстратная лексика латышского языка относится к тому времени эпохи каменного века на территории Прибалтики, когда на берегу Балтийского моря, а именно на территории современной Латвии, появились первые племена, давшие названия самым важным понятиям, явлениям, предметам, объектам и т.д. Самая ранняя лексика латышского языка, возникшая на основе тюркского и называющая предков, божества, человеческие имена, свидетельствует о высокой духовной культуре племен, в которых на базе тюркского языка начал формироваться будущий латышский язык. Данная группа слов субстратной лексики называет природные явления, объекты природы и животного мира, части тела человека, действия человека и плоды его труда, абстрактные понятия. В этой группе представлена субстратная лексика латышского языка в сравнении с эквивалентной лексикой русского языка.
Tаблица 10
Латышская субстратная лексика данной группы слов мотивирована турецкими корневыми морфемами и словообразовательными аффиксами. По звучанию латышские слова очень близки турецким корневым морфемам, от которых они образованы. Слова русской субстратной лексики по значению адекватны субстратной лексике латышского языка, но отличаются от нее по звучанию, т. е. звучание слов русской субстратной лексики сильно расходится со звучанием турецких корневых морфем. Мы наблюдаем в них перестановку слогов, изменения в гласных и согласных звуках. Это, очевидно, свидетельствует о том, что группам людей, в которых образовывалась и развивалась латышская лексика, по-видимому, какое-то время принадлежала ведущая роль среди обитавших поблизости людей той же эпохи, заимствовавших на первых порах лексику из развивавшегося латышского языка. 6.3. Сходная субстратная лексика латышского и русского языков Лексика латышского и русского языков данной группы относится к более позднему времени, а именно, ко времени, когда контакт между теперь уже не группами людей, (первыми поселенцами), а растущими племенами, развивавшими латышский и русский языки, стал теснее, расстояние, разделявшее их сократилось, т.е. людям стало легче его преодолевать, общение между ними, по-видимому, стало более частым. Произношение этих латышских и русских слов, образованных из турецких корневых морфем, очень сходное, и называют эти слова, в основном одни и те же вещи и понятия. Tаблица 11
55 6.4. Дальнейшее развитие русского и латышского языков на тюркской основе Лексика, включенная в данную группу, свидетельствует, что в процессе своего развития латышский и русский языки образовывали слова, называющие одни и те же вещи и понятия, используя разные по своему значению тюркские корневые морфемы. Такая возможность могла иметь место там, где тюркский язык был широко представлен на большой территории. Сделаны латышские и русские слова данной группы по одним и тем же словообразовательным моделям, которые и сегодня существуют в турецком языке, а также с помощью тех же словообразовательных аффиксов, которые мы находим в турецком языке и сегодня.
Приводимые в таблице глаголы kaşimak “чесать, скрести” и burmak “вертеть, крутить” являются примером того, сколько разных слов возникает не зависимо друг от друга в каждом языке из корневых морфем глаголов и аффиксов турецкого языка. Tаблица 12
56 6.5. Субстратная лексика латышского языка периода размежевания Слова субстратной лексики данной группы называют абстрактные понятия и действия человека, связанные с более поздним периодом формирования языка. Мы находим здесь немало слов, указывающих на то, что лексика эта принадлежит уже людям классового общества: раб, насилие, хлыст, борьба, удар в бок, внутренняя часть чего-либо, заработок, боль и т.п. Появление этой лексики, должно быть, связано с новыми импульсами с юга. Такой лексики в русском языке мы не находим, что позволяет сделать следующие предположения: либо язык племен, развивающих русский язык, не успевает усвоить такое количество лексики, тем более, что она называет абстрактные понятия, либо достаточно хорошо развитый русский язык больше не нуждается в помощи соседей, либо проникновению лексики из латышского языка в русский препятствует зарождающаяся государственность. Как поздняя субстратная лексика латышского языка, так и поздняя субстратная лексика русского языка свидетельствуют о том, что развитие обоих языков на основе тюркского языка продолжалась не одно тысячелетие. Понятно, что такое могло происходить при условии, что тюркский язык, на котором развивались латышский и русский языки, не переставал развиваться и богатеть, поддерживая постоянную связь с носителями тюркского языка, прибывавшими, вероятно, как с юга, а позже и с востока, и был широко представлен на территории где обитали племена, развивавшие латышский и русский языки. Tаблица 13
57, 58 6.6. Русская субстратная лексика более позднего периода
Данную группу слов составляют слова русского языка, которые образованы, как мы видим, от турецких основ. В этой группе мы не находим лексики латышского языка похожей на данную русскую лексику. В данной группе слов мы обнаруживаем синонимы к словам, появившимся в русском языке на более раннем этапе: око - глаз, тятя - батя. Tаблица 14
59 6.7. Выводы, вытекающие из анализа субстратной лексики латышского и русского языков Сравнительный анализ субстратной лексики латышского и русского языков позволяет сделать следующие выводы и предположения: 1. Оба языка возникли и развивились на основе тюркского языка на территории Восточной Прибалтики эпохи мезолита. 2. Латышскому языку на самом раннем этапе развития обоих языков принадлежит роль лидера: русский язык заимствует у латышского языка немалую часть ранней субстратной лексики. 3. Субстратная лексика латышского языка, называющая предков, языческие божества, имена людей говорит о богатом духовном мире племен, в которых зародился и развивался латышский язык. 4. Общая для обоих языков ранняя субстратная лексика включает слова “вода”, “море”, “озеро”, “чайка”, “крот”, “олень”, “клык”, “око”, “локоть”, “туман”, “сушь”, “ель” и др., свидетельствует о том, что оба языка развивались в одной и той же географической зоне. 5. Слова латышского и русского языков, обозначающие одни и те же понятия, но образованные от разных тюркских основ, свидетельствуют о самостоятельности и длительности процесса развития обоих языков. 6. Слова “мир”, “суровый”, “иго”, “роскошный”, “серп”, “постол”, “шелест” и др. говорят о длительном контакте обоих языков. 7. Похоже, что другие балтийские и славянские языки возникали и развивались не только на основе тюркского языка, но в значительной степени на основе начавших формироваться раньше них латышского и русского языков. 8. Продвижение балто-славянских языков в южном направлении в связи с окончанием теплого атлантического периода (9 ka – 7.5 ka BP, ka = kiloannum, BP = before present), видимо, способствовало их участию в формировании южных языков, напр., санскрита (Genetical tracing identified tentatively proto-Sanskrit speaking agriculturist migrants moving eastward across Eastern Europe toward the Indian subcontinent in 2nd millennium BC, 4000 ka BP, and tentatively Türkic-speaking nomadic animal husbandry migrants associated with Kurgan Culture moving in opposite direction, westward, from the Eastern Europe to the Western Europe, and independently from the Eastern Europe to the Western Europe via Middle East and Northern Africa, starting in 5th millennium BC, 7000 ka BP). 9. Прабалтийского и праславянского языков, которые тщетно пытаются восстановить, должно быть, в природе не существовало. В Восточной Прибалтике от тюркского языка произошли латышский и русский языки. На базе тюркского, латышского и русского языков рождались и развивались другие балто-славянские языки. 7. ПОЛИЭТНОНИМЫ “ЭСТЫ”, “СЛАВЫ”, “РУСЫ” И ПР. Первые исторические описания народов свидетельствуют, что племена, говорившие на разных языках, отличавшиеся культурой и традициями, но проживавшие в одном и том же регионе, получали общее название - полиэтноним (Or topo-ethnonyms). Народ, населявший восточное побережье Балтийского моря, Тацит в своем труде о древнейших германцах называет эстами. 58 Известно, что название “аис” у древних тюрков связано с “богом - тангри” (Or Tengri). Возможно, к нему восходит название полиэтнонима “эсты”. Культуру бастарнов и венедов, также племен Прибалтики, Тацит сравнивает с культурой сарматов, которые, как известно, были тюркским (horse husbandry nomadic) этносом, обитавшим здесь же и собиравшим дань с “инородцев” (инородец is an ugly Russian racist word for indiginous people). Вероятно, название “бастарны” восходит к турецкому глаголу bastirmak “одерживать верх над кем-либо”. В более поздних названия восточноприбалтийских племен “эстоны”, “леттоны”, похоже содержится турецкая корневая морфема “ön”, что значит “пространство/место перед кем/чем-либо”, тогда “эстоны” означает “эсты и земля, которая их окружает”, “леттон” - “летты и земля, которая их окружает”. От “леттоны” и “эстоны” позже появляются названия “Эстония” и “Леттония”, которые оканчиваются на -ia. В турецком языке -ya является аффиксом -е hali и обозначает направленность действия, то есть “к эстам”, “к леттам”. Возможно, название “слав” появилось из турецкого глагола islemek, что означает “коптить”, тогда islev - “тот, кто коптит (продукты на зиму)” могло изначально называть немалое число племен, говоривших на латышском, русском и других языках и проживавших в тех же климатических условиях.
Существует предположение, что первоначально словом “русы” называли представителей полиэтнических экспедиций - участников торговых походов северян на восток (Normans, Vikings, Varyags). 59 Тогда имя этноса белорусы, вероятно, расшифровывается как “болотные русы” (напомним, что в литовском языке bala означает “лужа”). Имя этноса прусы, которое изначально могло быть pir rus (тур. pir - “основатель какого-либо ремесла”, “пожилой, опытный человек”), тогда должно означать “опытные русы” (in Türkic -mer/-mir/-pir is “ruler” , it is known from Middle Age records in the form mir and pir, which would make a dubious semantics of “puddle ruler”, and also conflict with the explicit Middle Age form “Belaya Rus” = “White Rus”, which is a calque of the Türkic “Ak Rus”, a complement to the Kyiv Rus in the “black” southwestern lands of the “Black Bulgars” = “Western Bulgars” that ascends to the western wing (Kötur ~ opposite ~ black ~ Kara) of the Hunnic European state). Возможно, слово “бояре” связано с тур. глаголом boymak , означающим “красить”. Из истории мы знаем, что у более развитых древних народов существовал обычай красить свое тело, причем, те, кто был беднее, имели меньше краски на теле, т.е. крашенье тела было признаком богатства 60.
Название этноса галинды, возможно, связано с турецким словом gali - “плоскодонное судно”, тогда как название этноса суды может восходить к турецкому suda , что означает “в воде”.
61 История развития человечества свидетельствует, что культура Европы зарождалась в Азии. Последние открытия ученых говорят о том, что еще в IV-III тыс. до н.э. тюркские племена, называвшиеся разными именами были постоянными обитателями Малой Азии. Появление человека в Прибалтике стало возможным с отступлением ледника. Уже в конце IX тыс. до н.э., т.е. в конце эпохи палеолита, на территории современной Латвии появляются люди - рыбаки и охотники.
К VI тыс. до н.э. ученые относят найденные в Латвии мезолитические стоянки и захоронение людей. В эпоху неолита число стоянок возрастает. Археологические открытия свидетельствуют о преемственности как технологии изготовления орудий труда, так и культуры захоронения людей, проживавших в обнаруженных на территории современной Латвии поселениях. Преемственность свидетельствует в пользу того, что эти люди, должно быть, говорили на одном и том же языке. В главе “Гипотеза возникновения восточноевропейского субстрата” нами было высказано предположение, что язык первого населения на территории современной Латвии в эпоху мезолита являлся языком малоазиатских людей высокой культуры неолита. Если предположить, что население земли в это время (mostly) говорило на одном языке, то язык данной группы людей, переселившихся с юга, должен был выделяться богатством своего словарного запаса, называвшего многие уже известные этим людям понятия и явления. Однако, изолировавшись на новой, почти не обитаемой в то время территории и потеряв связь с теми местами, откуда он явился, язык этот стал меняться. Новая географическая среда требовала фонетических изменений. Образовывались новые слова, что, безусловно, диктовалось жизнью. Для образования новых слов использовались известные языку корневые морфемы и словообразовательные аффиксы. Постепенно происходили изменения в грамматике. Новые грамматические категории и явления, возникали на базе того, что имелось в тюркском языке. В главе “Обнаружение тюркского субстрата в латышском языке” мы показали, что развивавшийся на территории современной Латвии язык имел в своей основе тюркские огузские, а именно, турецкие корневые морфемы и аффиксы. Фонетический и грамматический строй современного латышского языка сохраняет рудименты языка - основы, того языка, на котором на новой территории вырос в конце концов новый язык, но язык не утративший связи с основой, на которой он вырос. Население, формировавшее этот язык, выделялось и выделяется тем, что традиционно сохраняло и сохраняет культ великих знаний, доставшийся ему в наследство вместе с языком - основой, знание астрономии и астрологии, природы и человека, ремесел и земледелия, и пр., и пр. Население это отличалось тем, что оно трепетно сохраняло культ языческих традиций, обожествляя все, что окружало человека. Это помогало человеку не только выжить, но и глубже постичь то, к чему он испытывал уважение и интерес. В главе “Сравнительная характеристика субстратов латышского и русского языков” показано, как субстратная лексика латышского языка стала субстратной лексикой русского языка, то есть как данной лексикой воспользовались люди, продвигавшиеся на территорию Восточной Прибалтики своими путями и, очевидно, еще не имевшие тех понятий и того словарного запаса, которым уже располагало первое население на территории современной Латвии. Продолжив данное исследование, мы могли бы наблюдать, как латышский и русский языки, в свою очередь, влияли на формирование языков соседей: литовского, польского, белорусского. Интересно было бы выявить, как на тюркской основе возникали и развивались угро-финские языки, которые очень отличаются друг от друга, проследить через призму тюркского языка развитие германских языков, зарождение и развитие кельтского языка и многое многое другое. О постоянном присутствии тюркского языка рядом с зарождающимися и развивающимися языками Европы свидетельствует не только ранняя, но и последующая субстратная лексика латышского и русского языков. Можно догадываться о том, что и тюркский язык, в свою очередь, брал у развивавшихся на его основе языков какую-то их лексику. Возможно, свидетельством тому являются следующие слова: • турецкие глаголы irkilmek “скопляться, застаиваться (о текучей воде) ” и ayırmak/ayrilmak “отделяться”, “оставлять”, “покидать” (в обоих -il - аффикс страдательного залога) (These words have semantic clusters of 6, 65, and 61 meanings respectively, which definitely indicates that they are not cultural borrowings), перекликаются с латышскими существительными irklis и airis, означающими “весло”, причем в латышском языке мы находим и глаголы irt и airet, означающие “грести”; • турецкое существительное kavga “ссора”, в свою очередь, ассоциируется с латышским глаголом kauties - “драться, бороться”; • для турецкого слова tirpan “коса” в латышском языке нами находится глагол cirpt [tsirpt] “резать, стричь”; • интерес представляют лаышские слова nags - “копыто”, nagla - “гвоздь” (вспомним, что в тур. яз. -la означает “с”) и созвучное им турецкое nal “подкова”; • турецкие слова namuskar “честолюбивый”, bestekar “композитор”, koçkar “боевой баран” ассоциируются с латышским словом kārs “жадный/падкий (до чего-либо)” (-kar is a popular suffix found across Eurasia). Но могло быть и так, что турецкий язык просто не сохранил корневых основ, от которых образовались приведенные нами в пример слова, тогда как латышскому языку удалось их сохранить. Как латышский, так и русский язык возникли на основе тюркского языка, причем развитие латышского языка, похоже, на начальном этапе опередило развитие русского языка, именно потому на раннем этапе развития русского языка мы наблюдаем, как русский язык формирует свою лексику, опираясь больше на латышский язык, нежели на тюркский. С началом деления общества на классы, появлением укрепленных городищ, а затем и княжеств возникает изолированность языков, о чем свидетельствует лексика субстратов латышского и русского языков более позднего времени, когда оба языка продолжают обогащать свой словарь и развивать свою грамматику на почве тюркского языка, но каждый делает это по-своему, т.е. продолжает проделывать свой неповторимый путь развития. Поскольку латышский язык является ярчайшим представителем, балтийских языков, а русский язык, в свою очередь, является не менее ярким представителем славянских языков, открытие тюркского языкового субстрата этих языков позволяет говорить об открытии тюркского языкового субстрата балто-славянских языков (Russian language is distinguished by massive influx of the mostly Kipchak Oguz lexicon, predicated by the historical events connected with the Mongol expansion in the 13th c., which largely left the western and southern Slavic languages unaffected until the rise of the Slavic principalities and ensuing ethnic linguistic cleaning that in some cases replaced old Türkisms with new Türkisms copied from the Russian language). В древнейшей лексике европейских языков исследователи находят лексические слои, связанные с тюркским языком. В данной работе приводилась выдержка из статьи, рассказывающей о лексике тюркского происхождения в английском языке. Связь европейских языков с тюркским языком можно заметить даже при первом взгляде на язык. Так, в нидерландском языке мы находим слово taale “язык”, которое близко турецкому dil “язык” (In English, the Dutch taale is representedd by talk, tell, tale, and numerous cognates and derivatives). В финском языке слово keel “язык” созвучно турецкому kelime “слово”. Тюркский грамматический рудимент в европейских языках свидетельствует об их изначальной родственной связи с тюркскими языками. Отглагольные имена существительные на -er (worker, writer) в английском языке очень напоминают форму турецких причастий настояще-будущего времени, напр., eder “делающий”, alir “берущий”, yazar “пишущий”, которые, в английском языке, вероятно, подвергались субстантивации, пока, в конце концов, -er не стал суффиксом существительных, обозначающих лицо/животное/вещь, производящее действие, названное мотивирующей основой.
Суффикс наречий английского языка -ly [li], образуемых от прилагательных, вероятно, ведет свою историю от турецкого аффикса - li, означающего “с” и употребляемого в турецком словообразовании и сегодня. Так, например, от тур. içki “спиртное” образуется içkili “пьяный”, “имеющий спиртные напитки (о кафе, столовой и т.п.)”, от ev “дом” - evli “женатый, семейный’, “имеющий дом”. Английские наречия на -ly, образованные от прилагательных, также свидетельствуют о наличии того или иного признака/качества: bright “яркий” - brightly “ярко”, т.е. “с яркостью”, nice “красивый” - nicely “красиво’, т.е. “с красотой”. Похоже, что характерное для литовских географических названий конечное - ai восходит к аффиксу -ay турецкого языка, используемому для образования существительных, называющих пространство, напр., yan “сторона” - yanay “вертикальное сечение”. В Литве мы находим большое количество географических названий с данной огласовкой: Trakai, Druskininkai, Salcininkai и т.д. Широко используется в литовских названиях населенных мест суффикс -ишк, отражающий турецкий аффикс -işk: Akmeniškiai, Apekiškiai, Dubiniškiai и др. Праздник урожая в Белоруссии носит имя Кырмаш, очевидно, восходящее к турецкому kir “поле” (гласная морфема “i” в турецком аффиксе “miş” в белорусском языке заменила морфема “а”). Интересно, что в Латгалии словом “кырмаш” еще в 50-ых годах прошлого века русские крестьяне - называли любую сельскохозяйсвенную ярмарку (Belorussian may have used the word with the form maş (mash) in its original form taken from a particular Türkic dialect, unless Belorussian routinely converts Türkic ı i into Belorussian a). В конце XX - начале XXI века латвийским ученым было доказано, что латгальский язык не является диалектом латышского языка, а является самостоятельным языком, прошедшим свой неповторимый путь развития.
61 Примечательно, что именно в латгальском языке мы находим слово
guns “огонь”, которое ближе, чем латышское uguns и русское “огонь”
(ogon) к турецкому gün “день”. Существует догадка ученых о том, что финно-угорские языки в Прибалтике появились в позднем неолите. В угро-финском языкознании пользуется общим признанием гипотеза о том, что предки современных лопарей говорили на каких-то не угро-финских языках. 62 Сравнивая субстратную лексику латышского языка с лексикой современного эстонского языка, мы находим в эстонском языке слова jumal - бог, maja -дом, sula - оттепель, vara - богатство. Они образованы от тех же турецких корневых морфем, что и слова латышского языка Jumis, maja, sula, Varis, близки латышским словам по значению, но относятся, как видим, к более позднему времени. Восстанавливая праиндоевропейский язык, ученые столкнулись с, так называемой, проблемой субстратной лексики. Анализируя субстратную лексику латышского и русского языков мы приходим к выводу, что прибалтийский субстрат есть ни что иное, как тюркский язык, на котором росли и развивались латышский и русский языки, а следовательно и другие балтийские и славянские языки, причем, каждый язык прошел свой, неповторимый путь развития. Именно по этой причине поиск единого прабалтийского и единого праславянского языков не увенчался успехом. Труд исследователей не бывает напрасным: каждое самое маленькое открытие является большим вкладом в создание пути, ведущего к достижению важной цели - обнаружению языка-основы, языка-матери древнейших языков человечества. Исследования в области языкознания приближают человечество к обнаружению первого своего языка, который, похоже, на протяжении долгого времени оставался единственным языком, на котором говорило население земли, бывшее тогда весьма немногочисленным. Выявление субстратной лексики латышского и русского языков является еще одним шагом на пути открытия языка, послужившего основой для возникновения и развития древних языков мира. Условные сокращения и знаки * - восстановленная форма Библиография Acta Latgalica. - Latgalu izdevniceiba, 1968. Notes
1 Греч. monos - один, единый, genesis - происхождение. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||