Этот постинг представляет прорывную работу А. В. Дыбо по Тюркской лингвистике, которая по-прежнему отстает от времени как выпадает только на долю нелюбимых пасынков. В небытии в течение 70 лет после почти полного уничтожения Тюркологии и Тюркологов с Евразийской научной сцены, Тюркология возрождается слабыми и часто неуверенными шагами, которые на фоне посредственности кажутся гигантскими. Работа А.В. Дыбо является знаменательным шагом в продолжающемся процессе. Она ломает барьеры предубеждений и институционных ограничений, принеся экспертные знания в область отличающуюся их отсутствием, и в процессе перемалывает примитивные построения распространяемых учеными недотепами. Она выходит за черту наложеную на научные стандарты 20-го века.

Работа А.В. Дыбо отличается многими идеями превращающими в пародию аксиомные постулаты, наиболее важным из них является ее отказ от модели языкового древа, этой святой коровы всей современной лингвистики, которая, применяемая неосмотрительно и неосторожно, привела к бесчисленным искажениям и фиктивным парадигмам в историях многих народов. Другим примером является расширение поля поиска Булгарской лексики за пределами Чувашского языка; А. В. Дыбо обратилась к Венгерским Булгаризмам, и это открывает ворота для включения, в дополнение к Венгерским и Чувашским, Русских и Дунай-Болгарских, Украинских, Балкарских, Галицийских, Итиль-Татарских и Итиль-Финских Булгаризмов, что, несомненно, откроет новые горизонты и лексические взаимодействия. Другим прорывом является использование Согдийского языка с критической оценкой предшествующих этимологий, и с пониманием исторических процессов и различных этнологических наслоений, которые приводят к слоям ранее игнорированных связей между Согдийским и Индийскими языками, разъясняя или заменяя заведомо близорукие и часто поверхностные Иранскии этимологии. Как определил В.Б. Хеннинг, Пушту - близжайший язык к Согдийскому, а Пушту непосредственно соприкасается с Индийскими языками.

Наиболее смелым является утверждение А.В. Дыбо что (литературный) "Согдийский не вписывается в модель лингвистического древа, потому что Пра-Согдийский невозможно реконструировать". Это эквивалентно открытию новых биологических видов, определяемых как "таксономическая группа которая не может скрещиваться с другими таксономическими группами". А.В. Дыбо утверждает, что Согдийский - продукт различных языковых групп, косвенный намек на Креольский тип состоящий из симбиоза Пра-Индо-Иранского флексивного и возможно Тюркского агглютинативного языков "... не представляется возможным рассматривать Восточно-Иранскую группу в целом, даже без учета Парачи и Ормури, как генетическую группировку. Такая концепция предполагает существование предшествующего "Прото-Восточно-Иранского" промежуточного между "Обычным Иранским" и засвидетельствованными Восточно-Иранскими языками; но если кто-то реконструирует "Прото-Восточно-Иранский" с учетом всех особенностей этой группы, она окажется совпадающей с "Обычным Иранским" восстанавливаемым как предок всей Иранской семьи. Поэтому более правдоподобно представить себе Восточно-Иранской как "Sprachbund" или местную группировку языков. В таком случае члены "Sprachbund" оказываются генетически связаны, но особенности отличающие их как группу произошли от веков совместного обитания, в ходе которых инновации распространялись от одной языковой группы в другую, и соседствующие языки поддерживали друг друга в сохранении общих особенностей". Другими словами, само понятие Восточно-Иранской группы такая же фикция как и любой Креольский рассматриваемый как дочерний язык. И еще один прорыв это открытие что "наиболее глубоким внешним воздействием на "Восточно-Иранский" (кавычки добавлены) было воздействие со стороны соседних Индийских языков, что наиболее наглядно проявляется в развитии аспиратов (Хотанский, Парачи и Ормури) и ретрофлексных согласных (Хотанский, Пушту и др.). Однако, подобные развития найдены в Балучском (Северо-Западный Иранской), который также распространен в непосредственной близости от Индийского. Индийские заимствования уже найдены в большинстве "Восточно-Средне-Иранских" (кавычки добавлены) языках (и также в Парфянском), и они увеличиваются численно в современный период". Большой прогресс сделан в ясной дискриминации между Персидскими, Индийскими, и Тюркскими заимствованиями, критически важными для понимания исторических процессов в Средней и Центральной Азии, и для правдивого определения настоящих источников лингвистических свойств фальшиво называемых Тохарского и Хотано-Сакского языков.

Среди очень немногих недостатков анализа А.В. Дыбо один вызван неверной институционной историографией, которая в противоположность нормальной исторической методологии разделяет непрерывный исторический поток на разрозненные, свободно плавающие несвязанные сегменты. Как и ее предшественникам, это не позволило А.В. Дыбо вывести историческое видение за пределы лингвистически незначительных политических перетрясок, к веховым событиям 1,200 гг. до н.э. Инь Шаньской культуры, 1,000 гг. до н.э. Карасукской культуры, 700 гг. до н.э. повторного заселения Средней Азии, и 200 до н.э. интеграции Си/Хи/Kumosi 奚 Монгольских племен в Восточно-Хуннское государство, которая на следующие два тысячелетия разделила Монгольский язык на Тюрко-Монгольский Креольный язык и исконно Монгольский язык. Альянс разных языковых семей определенно был гораздо более глубоким воздействием чем переход лояльности от одного сюзерена к другому, в результате искажается глоттохронологический анализ, который уже был предельно изуродован необоснованным применением модели лингвистического древа, как  это было бы если бы Гаитянский язык был бы использован для восстановления глоттохронологической истории Французского языка. Тот факт что глоттохронологические даты как-то сподручно совпадают с малозначащими  политическими событиями должен был бы поднять флаг о применимости таких методов и моделей. Косвенно, статья рассматривает как Халафская, Джарминская, Хасунская, Северная Убеидская, и Кура-Араксская археологические культуры середины 4-го тысячелетия до н.э. фигурировали в развитии Согдийского языка, еще 1,500 лет до прихода Индо-Иранцев в Южно-Центральную Азию (http://www.fas.harvard.edu/~iranian/Sogdian/).

Разъяснения и комментарии постинга выделены (синим курсивом), и жирным шрифтом авторского текста. Номера страниц указаны в начале страницы в синем. Используемый Times New Roman шрифт не поддерживает все диакритические знаки оригинального текста, для подробностей надо обращаться к исходному ПДФ файлу http://altaica.narod.ru/LIBRARY/xronol_tu.pdf. Автор использовал Русскую букву ъ как символ обозначающий фонетическую остановку, таким образом Herъcul эквивалентно Her'cul.

Anc. - Ancient, N - New, Pra - pra-language, Proto -  proto-language,
Abbr.	Name	Abbr.	Name	Abbr.	Name	Abbr.	Name	Abbr.	Name
Türkic						Nenets		Iranian
Az.	Azeri	Krh.	Karakhanid	Tob.	Toba	Kamas	Sayan Nenets	Ir.	Iranian
Bashk.	Bashkir	Krh.-Uig.	Karakhanid-Uigur	Tof.	Tofa	PS	Proto-Nenets	Pers.	Persian
Chag.	Chagatai	Mount. Alt.	Mountain Altai	Tuv.	Tuvan			Tokh.	Kuchean
Chuv.	Chuvash	Orkhon	Orkhon	Tur.	Turkish	Tungus		Tokh. A	Kuchean
Dolgan	Dolgan	Salar	Salar	Turk.	Turkmen	Manchu	Manchu	Tokh. B	Turfan
Hung.	Bulgar (Hungarian)	Selkup	Selkup	Türk.	Türkic	Evenk	Evenk
Karaim	Karaim	Shor	Shor	Uig.	Uigur			Indian
Khak.	Khakassian	Solon	Solon	Uig. Hot.	Khotan Uigur	Mongolian		Yazg.	Yazgulem
KBalk.	Karachay-Balkar	SUig.	Saryg-Uigur	Uz.	Uzbek	Buryat	Buryat
KKalp.	Karakalpak	Tar.	Taranchi Karluk	Yak.	Yakut (Sakha)	Mong.	Mongolian
Kypch.	Kypchak	Tat.	Tatar			Orkhon	Orkhon
Kyrg.	Kyrgyz
Yazg. - Western middle Indian/Hindi dialect MK - Mahmud Kashgari

766

Тюркская языковая семья представляет собой благодарный материал для применения различных методик классификации и хронологизации языков. Во-первых, она достаточно велика (можно оперировать как отдельными идиомами по крайней мере 35 современными языками и диалектами и не меньше, чем шестью хорошо записанными древними и средневековыми языками). Во-вторых, она относительно молода, и история тюркских народов по большей части хорошо задокументирована; таким образом, генетические классификации тюркских языков могут быть проинтерпретированы в терминах реальной истории. Основная трудность при классификации и хронологизации тюркских языков состоит в многочисленных контактах между языками в высокой степени сходными и часто сохраняющими взаимопонимание. В связи с этим тюркологами предлагалось несколько классификаций тюркских языков. Самыми популярными из них, к настоящему времени, являются классификация Н.А.Баскакова (см. с. 767), которая направлена прежде всего на интерпретацию исторических источников, что не всегда хорошо соответствует собственно лингвистическим данным, и классификация, основанная на предложениях А.Н.Самойловича (см. с. 768), сейчас уже претерпевшая определенные изменения, которая опирается на фонетические и морфологические признаки; правда, мы не можем быть уверены в том, что эти выделяемые на поверхностном уровне признаки являются действительно наиболее релевантными для генетической классификации, но несомненно эта классификация соответствует определенной лингвистической реальности, отражая по крайней мере одну из географических группировок тюркских языков в течение их истории. Практически этой последней (с небольшими модификациями) классификацией мы и пользовались в предыдущем томе нашего издания, “Региональные реконструкции”.

Классификация тюркских языков по Баскакову
 

Классификация "по Самойловичу" (опущена)

Ниже предлагается опыт построения абсолютной хронологии распада тюркской семьи языков, основанной на лексико-статистических данных. Такие попытки предпринимались прежде, но до сих пор не проводилось обследования стоcловников по абсолютному большинству языков ²²⁴. В наших списках представлены релевантным образом все языки, для которых к настоящему моменту реально собрать стословники по письменным источникам. Стословники собирались по уточненному списку значений Яхонтова — Старостина и обрабатывались по уточненной методике Старостина, с обнулением опознаваемых заимствований ²²⁵, в программе Starling.

224 Последняя по времени известная нам работа —Дьячок М.Т. Глоттохронология тюркских языков (предварительный анализ). Наука. Университет. 2001. Материалы Второй научной конференции. Новосибирск, 2001. С. 14—16. В кратком сообщении автор не приводит самих стословных списков, собранных им для турецкого, узбекского, татарского, чувашского, саларского, тувинского, якутского, хакасского, казахского, киргизского, туркменского, азербайджанского, поэтому нам довольно трудно судить о методике сопоставления. Отметим выводы, сходные с нашими: раннее выделение булгарской, якутской и тувино-тофаларской ветвей; отсутствие специфической генетической близости якутского и тувино-тофаларской группы; принадлежность других сибирских языков в целом к “западной” группе. Остальные выводы автора имеют довольно смутный статус.
225 О методике глоттохронологических подсчетов см. подробно Бурлак С.А., Старостин С.А. Введение в лингвистическую компаративистику. М., 2002. С. 82—85.
⁷⁶⁷
768

Глоттохронологическое древо тюркских языков по неотредактированным спискам

Глоттохронологическое древо тюркских языков по отредактированным спискам

Essentially, the Baskakov's historical classification and the glottochronological affinity represent two correlated, but independent classifications, and contradictions between them are the result of admixtures not represented and not accounted for in the glottochronological scheme. For example, we have a documented uninterrupted historical sequence Huns => Uigurs => Karluks => Chagatais => Uzbeks, where each descendent is a branch of the parental group, originated as an Ogur linguistic branch, but apparently so much influenced by admixtures that it becomes an Oguz linguistic branch. In such scenario, the tree model is totally unapplicable, and any dating deduced from the tree model is apriory fallacious. In such situation, which is typical for the Türkic fluid nomadic societies, the glottochronology is limited to the remnants of the Ogur characteristics within the recombined Ogur/Oguz amalgamation. Similarly, the Oguz component in this amalgamation can be traced back chronologically to its Oguz parental base. The glottochronology may accurately describe the affinities and differences between the components of the modern languages, but it can not produce the chronology for the modern languages.

Обследовались два набора стословников. В первом наборе предполагалось, что списки могут содержать для каждого языка неограниченное количество синонимов (или квазисинонимов — слов, могущих быть переводами одного и того же английского слова). Такая посылка позволяет, во-первых, избежать проблемы семантического совпадения-несовпадения разных переводов Сводешевских значений в одном и том же языке; во-вторых, позволяет обойти скользкие моменты выбора “наиболее употребительного” слова (поскольку употребительность может сильно различаться по жанрам текстов). Следует отметить, что такой метод, несмотря на явные преимущества, очевидным образом включает в подсчеты многочисленные “шумы”. Полученное в результате древо содержит явные случаи вторичного сближения языков вследствие географических контактов (с. 770). Во втором наборе списков сохранены только такие “синонимы”, различия которых в значении не могут быть прямо выражены английскими эквивалентами. Это, например, такие случаи как “тонкий” (о плоских предметах) и “тонкий” (об объемных предметах), или по нескольку вхождений для “тот” и “этот” в случае, если представлена трех- или четырехуровневая система пространственного дейксиса. Результирующее генеалогическое древо (с. 771) содержит больше корреляций с изначально принятой у нас классификацией. Полученные расхождения нуждаются в анализе и объяснении.

Еще один момент, который необходимо обсудить в связи с методом классификации языков по “общим инновациям”, состоит в следующем. Ставя задачи в рамках сравнительно-историчеcкого языкознания, лингвист вынужден исходить из “древесной” модели изменения языковых явлений: другие модели, вроде “волновой”, исключены самой сущностью компаративистской процедуры. Однако в ситуации относительно недавнего разделения языковых идиомов, при сохранении взаимопонимания между носителями этих идиомов, довольно часто приходится сталкиваться с явлениями типа “волновых”, когда какая-то инновация распространяется через границы идиомов. Интерпретация таких явлений в рамках сравнительно-исторического языкознания, очевидно, должна быть устроена следующим образом. Если в момент вхождения диалекта в некоторую группировку (обеспеченную общими политическими, экономическими или географическими границами) в нем возникает определенная инновация, общая для этой группировки, то при исследовании рефлексов этой инновации для нас исходным узлом генеалогического древа будет именно эта группировка; предположим, однако, что в части диалектов этой группировки имеются следы архаического явления, общие с чертами диалектов другой группировки. В этом случае мы получаем другое, причем более старое древо с другими узлами, соответствующими другим, более старым группировкам диалектов. Таким образом, лингвогеографический подход в данной форме должен позволять получить относительную хронологию перегруппировок диалектов (или близкородственных языков).
769

Задачей компаративиста в этом случае является установление относительной хронологии различных генеалогических древ. Это, как и в других случаях, достигается установлением порядка действия правил перехода от реконструированного состояния к рефлексным состояниям. А именно, в тех случаях, когда рефлексное состояние может быть представлено как результат действия правила F1 на результат действия правила F2, порядок действия правил определяется как F2, F1. Тогда, если действие этих правил образует узлы на генеалогическом древе, генеалогическое древо, полученное F2, должно считаться более архаичным и генетически первичным, а генеалогическое древо, полученное F1, — вторичным. При этом, несомненно, оба полученных древа отражают определенную лингвистическую реальность. Подчеркнем также, что все узлы любого генеалогического древа отмечают не момент возникновения или период существования предполагаемой языковой единицы, но момент расхождения двух единиц-потомков. В дальнейшем мы будем называть изоглоссами правила, которые могут приводить к образованию узлов на генеалогических древах; те изоглоссы, которые релевантны для упорядочивания древ, мы будем называть связанными.

ПРАТЮРКСКАЯ ЭПОХА

Первый узел обоих наших генеалогических древ — это отделение чувашского от других языков, обычно определяемое как отделение булгарской группы. Это разделение с точки зрения процессов изменения языка выражено в фонетике следующими наиболее яркими изоглоссами: 1) озвончение пратюрк. *t- > общетюрк. *d- перед звонкими смычными, *rи *r' (следы такого озвончения обнаруживаются в огузских и саянских языках, но отсутствуют в дунайско-булгарских заимствованиях в венгерский); 2) развитие пратюрк. *l', *l‰, *r'в булг. % *с, *r в соответствии с общетюрк. *“, *“, *z; 3) развитие в булг. *-δ->jв основах, содержащих r, и *-δ-> -r- в других контекстах (хронологически это правило, видимо, можно считать последним из трех, поскольку оно могло действовать после совпадения в булг. *rи *г\ ср. чув. xujъr 'кора' < пратюрк. *Kar-öyf). 767

В морфологии это следующие (не упорядоченные относительно друг друга) процессы: a) общетюркский и булгарский воспользовались двумя различными путями грамматикализации показателей множественного числа: булгарский использовал старое постпозитивное местоимение *sayin 'все', общетюркский — один из старых суффиксов собирательных имен, *-lar (отметим, что в обеих ветвях можно обнаружить следы старого показателя (парной?) множественности *-r'); b) в парадигме именного склонения общетюркский заменил старый аффикс генитива -(i)ŋ (с распределением после гласного и согласного конца основы) на аффикс -(n)iŋ, извлеченный из переинтерпретированных местоименных форм; булгарский, напротив, сначала сохранял -(i)ŋ, а позже развил -(n)iŋ для посессивно-именной парадигмы и существительных, основа которых содержит те же гласные, что и личные местоимения; c) общетюркский потерял причастие ожидаемого будущего на -s, сохранив это образование только для отрицательных форм неопределенного будущего; булгарский, напротив, сохранил это причастие. На обоих древах соответствующий узел датируется около -30 — 0 гг. до н.э. Мы связывали бы эту дату с миграцией части хунну из Западной Монголии на запад, через северный Синьцзян в Южный Казахстан, на Сыр-Дарью в 56 г. до н.э.

В связи с такой датировкой распада пратюркского языка встает проблема датировки иноязычных заимствований в пратюркский (то есть таких, закономерные рефлексы которых мы находим и в булгарской группе, и в общетюркском). В качестве свидетельства контактов пратюркского с соседними языками можно привести ряд китайских заимствований в пратюркский до отделения булгарского и, возможно, несколько слов, которые могут интерпретироваться как заимствования из какого-то восточно-иранского языка, по фонетическим развитиям напоминающего сакский.

Китайские заимствования в пратюркском

Обзор предполагаемых ранних китаизмов в тюркских языках можно найти в Шервашидзе 1989. Здесь мы рассматриваем только наиболее несомненные из них, причем заимствованные в пратюркский (т.е. наличествующие и в общетюркской, и в булгарской ветвях). Китайские параллели приводятся по базе китайских иероглифов, составленной С.А.Старостиным (проект “Tower of Babel”, www.starling.rinet.ru).

Для датировки китаизмов в пратюркском мы воспользовались уточненной периодизацией китайского языка в Старостин 1989. По нашим датировкам распада пратюркского следовало бы ожидать заимствований из языка Западного Хань (3 в. до н.э. — рубеж эры) или Восточного Хань (рубеж эры — нач. 3 в.н.э.). Учитываются следующие фонетические развития.
768

Восточное Хань уже дает возможность предполагать переход латералов во фрикативные перед краткими гласными (Старостин 1989, 468—469) и даже l > d в инициали (Старостин 1989, 469). Окончательно переход L > D установлен для раннего постклассического древнекитайского (с 3 в.н.э.), и тогда же окончательно r,rh>l,lh (Старостин 1989,476). Переход pr- >p- также окончательно проходит в раннем постклассическом древнекитайском. Сочетания типа Tr- дали ретрофлексные еще в Западном Хань. Терминаль -rуже в классическом древнекитайском дала -n (Старостин 1989, 711). Lh > z'b перед кратким в Восточном Хань (Старостин 1989, 468), T > c' перед кратким в Восточном Хань.

1. *alaču-k 'хижина, шалаш, маленькая юрта': др.уйг. alaču_; крх.-тюрк. alacu (МК); кум. alacyq, башк. alasoq, ккалп. ylasyq, каз. lasyq, кирг. alacyq, алт. alančyq, хак. alačyx, шор. alančyq; тув., тоф. alazy_; як. alaha; (?) чув. las' ²²⁶. См. СИГТЯ 1997, 497–498. Сопоставляют с поздне-др.-кит. la-λia? 'деревенский домик', состоящим из двух слов: 1) 廬 совр. кит. lü 2, ср.-кит. lö, др.-кит. r(h)a 'hut, shelter; to lodge' Karlgren 0069; 2) 舍 совр. кит. she 3, ср.-кит. sa, др.-кит. *λia?-s 'to rest, stop; lodging house'. Karlgren 0048 a-b. Датировка: r- > l- в раннем постклассическом древнекитайском, при сохранении негубной финали, то есть обязательно до позднего постклассического древнекитайского; латерал > фрикативный перед кратким гласным — начиная с Восточного Хань; общая дата — начало 3 в. н.э.

2. (?)*altun, чув. yltan 'золото', см. СИГТЯ 1997, 402. Возможно, сложение *a:l 'алый, красный' и *tun, где вторая часть — предположительно китаизм: 銅 совр. кит. tong2, ср.-кит. dug, др.-кит. Log 'медь, латунь, бронза' [Хань] Karlgren 1176 d. Датировка: L > D, начиная с Восточного Хань, т.е. начиная с рубежа эры. (The question of who gave bronze to whom is still debatable, but it is known that cultural penetration of the Afanasievo nomads to the Melanoid and Polynesian-populated Shang happened when the Shang was a Neolithic non-Sino-Tibetian society, and indications that bronze, pastoral husbandry, and horses came from the Bronze Age steppe are sufficiently strong. A much earlier date of the cultural borrowing, and the direction pastoralists => Melanoid and Polynesian Shang => Yin => Chinese for the cultural borrowing is more plausible. This observation applies to all the metals of gold, silver, iron, to the titles, to the dress, to the army, and other easily copied innovations. Since the dating is predicated on the unsuitable tree model, the historical interchanges must take a leading role)

3. *gümül 'серебро': рунич. kümüš, крх.-уйг. kümüš, IbnM gümüš. В современных языках это слово сохранилось повсеместно; в С.-В. — хак. kümüs, тув. xümüš_; як. kümüs, чув. kə^wmə^wl. СИГТЯ 1997, 404-405. Предположительно из др.-кит. *kəmliew_: 1) 金 совр. кит. jin 1, ср.-кит. kim, др.-кит. kəm 'metal' Karlgren 0652 a-c; 2) 鐐 совр. кит. liao 2, ср.-кит. liew, др.-кит. r(h)ew 'bright silver' [Хань]. Датировка: r, rh > l, lh начиная с раннего постклассического древнекитайского, т.е. с начала 3 в., не позже ср.-кит.

4. *demür 'железо': рунич., др.-уйг. temür (temir), МК temür, тув. demir_; як. timir_; чув. timər. СИГТЯ 1997, 409-410. Из поздн. др.-кит. *diēt-mwyt (=mwut) 'железная вещь', диал. поздн. др.-кит. источник должен был звучать diēr-mwur, ср.: 1) 鐵 совр. кит. tie 3, ср.-кит. thiet, др.-кит. Ibît 'железо'; 2) 物 совр. кит. wu4, ср.-кит. müt, др.-кит. mhət 'variety; variety of objects, objects, things' Karlgren 0503 h-i. Датировка: l > d в инициали начиная с Восточного Хань, т.е. с рубежа эры; отражение терминали -t как -r — диалектное явление, плохо датированное “снизу”, до 7 в. н.э.

5. *bek 'титул' начиная с рунич. Орх. (КТб 3, 6; Тон 40), др.-уйг. (ThS II 5) beg, як. bi:. Чув pik- компонент имен собственных, pike 'барышня'. СИГТЯ 1997, 320. К постклассическому древнекитайскому рек Старостин 1989, 688: 伯 совр. bo 2, ср.-кит. paik, др.-кит. рrак 'быть старшим, старейшиной рода'. Karlgren 0782 i. Датировка: Западное Хань и Восточное Хань сохраняют инициаль pra-, т.о., 3 век н.э.

226 Возможно, в чув. кыпч. заимствование — не вполне ясен вокализм.
769

6. *čerig 'войско', булгар. sarak, чув. sam, як. serii. Связывают с ср-кит. сеп: 戰 совр. кит. zhan 4, ср.-кит. сеп, др.-кит. tar-s 'драться, сражаться; дрожать, бояться' Karlgren 0147 r. Датировка: по развитию инициали в аффрикату Восточное Хань, т.е. рубеж эры — 3 в.н.э. Но конечный r > n в классическом древнекитайском (5 в. до н.э. — 3 в.н.э.) ²²⁷. Эволюция корня в Старостин 1989: доклассический древнекитайский tarh > классический древнекитайский tanh > Западное Хань tanh > Восточное Хань tjanh, ‰anh, постклассический древнекитайский сеп. Неясно.

7. *bitig 'письмо', чув patü, см. Федотов 429. Обычно возводят к ср-кит. pit Щ совр. кит. Ы 3, ср.-кит. pit, др.-кит. prət 'кисть для письма, инструмент для письма' [позднее Чжоу]. Karlgren 0502 d. Датировка: Переход pr- >p- окончательно проходит в раннем постклассическом древнекитайском, т.е. к началу 3 века, верхняя граница — среднекитайский (отпадение смычных терминалей, до VII в.)

8. Др.-уйг. kilin 'свиток', дун.-булг. *küinig > др.-болг. кънига, венг. könyv. См., например, Фасм. 2 262-263. К кит. 卷, совр. Juan, ср.-кит. kwen, др.-кит. k^wren?-s 'reel, coil, volume'. Karlgren 0226 a. Датировка: аналогично предыдущему (по переходу kr- > k-), ранний постклассический древнекитайский, начало 3 в.

9. *bengü 'вечный', с рун. bengü, МК mengü, в совр. языках повсеместно, включая як. и тув., из др.-уйг. заимств. п.-монг. mönge. Як. и тув. фор мы могут быть монголизмами. См. ЭСТЯ 1978, 113-114. Из кит. man + ko 1) 萬 совр. кит. wan 4, ср.-кит. mwan, др.-кит. mans (~rs) 'be ten-thousand, myriad' Karlgren 0267 a-b; 2) 古 совр. кит. gu 3, ср.-кит. ко, др.-кит. кё? 'быть старым, древним' Karlgren 0049 a-e. Датировка: Переход кё? > ко тоже постклассический древнекитайский (Старостин 1986, 687), начало 3 в.

10. *čyn, c МК, тув. šyn, чув. čan 'правда', см. Федотов 2, 402. К кит. 貞 совр. zhen 1, ср.-кит. ten, др.-кит. tren 'to test, try out, correct', 'chaste, pure'. Karlgren 0834 g-i. Датировка: если предположить, что ретрофлексный зубной в инициали мог адаптироваться при заимствовании как аффриката, то возможно Западное Хань, т.е. 3 в. до н.э. — рубеж эры.

11. *deng ' равный' с рунич., тув. teng, чув. tan, см. Федотов 2, 170-171. К кит. 等, совр. deng3, ср.-кит. Un, др.-кит. teng? 'rank, degree, grade, class' [позднее Чжоу] Karlgren 0961 i. Датировка по китайской фонетике не ограничена.

12. *don 'одежда', с др.-уйг., тоф. don, тув. ton, чув. tum, см. ЭСТЯ 1980, 262-263. К кит. совр. duan 1, ср.-кит. twan, др.-кит. tor 'black straight robe'.

227 Соответственно, в высшей степени сомнительными следует считать все гипотетические ранние китаизмы в пратюркском с заменой n на r.
770

Датировка: форма типа др.-кит. toFn, т.е. с переходом терминали -r > -n, но до дифтонгизации медиали — позже раннедревнекитайского (XI в. до н.э.) и не раньше среднекитайского (VII в.).

13. *kög 'мотив', с др.-уйг., тув. xög, тоф. xög, як. küj, чув. kəvə, см. СИГТЯ 1997, 614. К кит. 曲 совр. qu 1, ср.-кит. khöuk, др.-кит. khok 'be curved, bent', с Хань фиксируется значение 'музыкальное произведение, мелодия'; Karlgren 1213a. Датировка: верхняя граница, по-видимому — постклассическое древнекитайское khok Старостин 686 (т.е. до 3 в. включительно).

14. *syr 'цвет, краска, лак' с МК, чув. sara, см. ЭСТЯ 2003. Принято возводить к кит. 漆 совр. qi 1, ср.-кит. chjit, др.-кит. shit 'lacquer tree, lacquer (Rhus vernicuflua)' Karlgren 0401 b. Фонетически такое происхождение кажется маловероятным, разве что в результате адаптации др.-кит. sh- > тюрк. s-, и тогда датировка имеет верхнюю границу: до постклассического древнекитайского, то есть до 3 в. н.э. (при этом из гипотетического диалекта, где -t > -r, ср. выше). Другая возможность — заимствование из кит. 刷 совр. shua 1, ср.-кит. swet, др.-кит. srot 'to rub, scrape [позднее Чжоу]' с последующим развитием 'to smear, paint > print' Karlgren 0298 a. Тогда датировка определяется снизу падением -r-: Западное Хань, 3 в. до н.э., но до ср.-кит. включительно (VII—X вв.).

15. *jincü 'жемчуг' с рунич., в совр. яз. — кроме Сибири, булг. *jincü> венг. gyöngy. К кит. 1) 真 совр. zhen, ср.-кит. cin, др.-кит. tin 'настоящий, подлинный' Karlgren 0375 a; 2) _珠 совр. zhu 1, ср.-кит. ей, др.-кит. to 'жемчуг' Karlgren 0128 e. Датировка: T > c' перед кратким в Восточном Хань, т. е. с 0-3 в. н.э.

Сам набор заимствованных слов очерчивает определенный круг культурного взаимодействия: ремесло — в частности, металлообработка, война, письменность, искусство, предметы роскоши, философские понятия. Датировки по фонетическим особенностям заимствований в совокупности указывают на 3 в. н.э. Как объясняется расхождение этой датировки с глоттохронологической (рубеж эры)? Если принять, что последняя соответствует времени выпадения первого слова из стословного списка, то следует полагать, что после этого еще по крайней мере 3 века разделившиеся тюрки продолжали довольно активные контакты, и в их языках не проходило существенных фонетических изменений. В частности, из описанных выше связанных изоглосс для датировки первой материала нет, так же и для третьей, но для второй получаем нижнюю границу: не раньше 4 в. н.э. (по слову *gümiü' 'серебро'). Надо отметить, что соответствующую предполагаемой историческую ситуацию мы можем видеть в истории разделения гуннов на северных и южных: первое такое разделение и уход северных гуннов на запад произошли, как было сказано выше, в 56 г. до н.э., причем считается, что эта группа (Northern) гуннов была уничтожена китайцами, а оставшиеся гунны оказались под властью Китая; второй раскол гуннов на северных и южных происходит в 48 г. н.э., с этого времени северные гунны постепенно смещаются в западную Монголию и далее в Восточный Туркестан, в Джунгарию, а в 155 г. мигрируют в Восточный Казахстан и Семиречье, где живут до 5 в. н.э. ²²⁸. Вероятно, что первая (Northern) группировка не была уничтожена физически, а только потеряла государственность, а затем вторая (Second Northern) слилась с ней, принеся с собой культурные китайские заимствования.
771

Возможные восточно-иранские заимствования в пратюркский

1. *dāna 'теленок': ср.-кыпч. (с 14 в.) tana 'теленок', чат. tana 'двухлетний теленок'; в новых языках: тур. dana 'теленок', гаг. dana 'двухгодовалый теленок', аз. dana 'теленок', турк. tana 'теленок' (без различия по полу); салар. tana 'телка'; кар. tana 'теленок', кум., банк, tana 'двухгодовалый теленок-бычок', тат. tana 'двухгодовалая телка', ног., ккалп. tana 'телка по второму году', каз. tana 'годовалый теленок-бычок', кирг. tana 'телка по второму году'; чув. tyna 'телка (перезимовавшая)'. VEWT 460, Федотов 2, 267 ²²⁹, ЭСТЯ 8. Булгар. *tynag > венг. tinoM 'телка' Gomb. 130 (не ясна глухость). Предполагается заимствование из иран. (авест. daenu 'самка животного', ср. санскр. dhenu- 'корова' (из “дойная”), хор. (Horesm or Horesm-Türkic) dyn 'женщина', язг. (western middle Indian/Hindi dialect) δang 'имеющая детей (о женщине, самке)' < *dainu-kā, хсак. dmü 'корова' Bailey 159, Расторгуева - Эдельман 2, 447). Наиболее правдоподобным в этом случае кажется заимствование из языка северного ираноязычного населения, близкого к сакскому, который единственный из иранских языков дает для слова значение 'корова', и где возникает первый гласный i, давший в пратюркском источник рефлексов а закрытого (The direction of borrowing is presumptive, since all Türkic languages have a meaning of cow, but in Saka cow is an exception in respect to the Iranian languages).

2. *dorak 'сыр': см. ЭСТЯ VIII (в печати). Традиционно его напрасно объединяют с крх.-тюрк. tar 'пахта', як. tar 'замороженная простокваша', к которому также фонетически подходит чув. tora(x) 'простокваша' Федотов 2, 253 и монг. tarag, с SH tarah 'простокваша' (которое потом заимствова лось из монг. в тув. и маньчж.). Для этого последнего блюда восстанавли вается название ПТ *tar-aq 'вид простокваши', возможно, слово, общее с монг., но возможно и заим. в монг. из древнетюркского. Основа torak не совпадает с *tar-aq ни фонетически, ни семантически; фиксируется с AbûH и чаг., халадж. tuorāq, турк. doraq, тур. диал. torak и dorak; чув. tora, tъwara; дун.-булг. заим. в венг. tura 'творог'; значение везде 'род творога, сыра'. См. обсуждение этимологий в ЭСТЯ 8, Doerf. 3, № 1195, VEWT 490. Эта основа может быть заимствованием из ср.-иран. *tura-ka, ср. ав. türi- 'створоженное молоко', имеющее ИЕ этимологию (см. Аб. 3, 319; из иранских форм ср. еще сак. (сомнительное) ttüra 'сыр' Bailey 132, см. еще 124 tav- 'киснуть', осет. turae 'жирный суп'. (Вторая тюркская основа, впрочем, также может быть иранизмом, ср. ав. tayuri- 'род хлеба' Barth. 647, зороастр. пехлеви *ter, но семантическое сходство здесь значительно меньше, фиксация хуже). Все иранские следы — северные восточно-иранские. Заимствование должно было пройти до общетюркского озвончения. (The idea that pastoral nomads that live on milk products would need to borrow a milk product word from the agriculturists, and not the other way around, is somewhat funny. Herodotus reported that Greeks did not have cheese, and learned it from the Scythians, with appropriate source name acsending to Tyran. Not from the Persians, whom they knew closely, and learned a few things from, but from the Tyran Scythians)

Датировки приводятся по: Кляшторный С.Г. Гуннская держава на востоке. // История древнего мира. Упадок древних обществ. М., 1989; Крюков М.В., Переломов Л.С., Софронов М.В., Чебоксаров Н.Н. Древние китайцы в эпоху централизованных империй. М., 1983, глава 2: Древние китайцы и их соседи: этнорасовая характеристика, с. 56—104. Но предлагаемой там параллели монг. cinoo 'теленок' не существует: это 'волк'.
772

Заметим, что оба этих заимствования относятся к области молочного животноводства и содержания крупного рогатого скота, что кажется довольно естественным для ранних тюрко-восточно-иранских контактов (ср., например, основные семантические поля, в которые вошли иранские заимствования в финно-угорских языках) (These Türko-East Iranian contacts must have been before the 12th c. BC, i.e. before the East Iranians ever existed, since the first Jungs/Hunyi/Xunyu/Xianxun that reached Shang were already fully formed nomadic pastoralists that had nothing to learn about animal prodicts from the agricultural people, even now noted for their lactose intolerance, which marks the Melanoids and Polynesians, Indo-Iranians, and Chinese, see map on Wikipedia).

3. (?)*dura 'башня, укрепление; четырехгранная бревенчатая или каменная постройка': с крх.-уйг., общетюрк., в т.ч. сибирское (без чув., як., тув.). См. СИГТЯ 1997, 486. Заим. в монг. tura 'крепость, город', зап.-бур. tura 'изба'. Алтайской этимологии не обнаружено. В принципе возможно заимствование из языков северного ираноязычного населения: ср. сак. ttaura 'стена' Bailey 134 (от глагола tau- 'cover'), осет. tyrg 'сени, навес, балкон, двор' Абаев 3, 341. Для сакского можно было бы предполагать тюркизм, но осет. не может быть тюркизмом, ср. к тому же скр. torana 'ворота'.

4. Возможно, к таким же древним заимствованиям можно относить зафиксированный в древнетюркском титул: орх.-тюрк., енис.-тюрк. tarqan, Pl. tarqat, др.-уйг. рунич. tarqan, Pl. tarqat, маних., будд. tarqan 'титул или должность; компонент имен собственных'; протобулг. ΤΑΡΚΑΝΟΣ 'титул'; крх.-тюрк. tarxan 'языческое название для эмира' МК; чаг. tarxan 'сословие, освобожденное от податей и имеющее ряд других привилегий; одно из племен Джагатаева улуса' (скорее, чаг. - обратное заимствование из монг.); более поздние тюрк, формы, скорее всего, также являются монголизмами, отражая в своей семантике либо позднее монг. сужение значения, либо ордынскую общественно-политическую реалию: турк. tarxan 'привилегированное сословие; перен. избалованный' = аз. диал. tarxan 'избалованный', башк. tarxan 'привилегированное сословие', кирг. darkan 'кузнец', ккалп. darqan 'свободный, привольный', як. darxan 'важный, почтенный'; чув. torxan 'имя собственное; привилегированное сословие; компонент ряда имен сверхъестественных существ' (последнее значение может восходить к пратюрк.). Федотов 2, 239-240, EDT 539, ЭСТЯ 1980, 151-153.

По остроумной гипотезе Э.Пуллиблэнка, этот титул может отражаться в на звании правителя гуннов шаньюй (др.-кит. чтение соответствующего кит. написания: *dan-γwaγ) - Pulleyblanк 1962, 91. тюрк. > монг. darkan: ср.- монг. darkan 'звание, совмещенное с определенными привилегиями' SH 32, письм.-монг. darkan 'мастер, сословие, свободное от податей' Kow. 1676, халха darxan 'сословие; мастер; кузнец', бур. darxa(n) 'кузнец; умелец; лично свободный', калм. darxn 'кузнец; сословие' Ramst. KWb 78. Многочисленные гипотезы о происхождении слова см. в Doerfer 2, 879, ЭСТЯ 1980, 152-153. Наиболее правдоподобной нам кажется иранская этимология, выдвинутая В.И. Абаевым: согд. trχ'n [tarxan] Gharib 9644 'титул' (в частности, князь Деваштич носил его, см. Фрейман 1962, 42—45), сак. ttar-kana- 'титул' (кажется, впрочем, тюркский), осет. tærxon 'суд', скр. tark- 'решать, предполагать, судить' с индоеврпейский этимологией (*tlk-, WP I 744 ), Аб. 3, 276—277.

773

Все иранские следы относятся к восточной группе (Indicating a classical case of the borrowing, unless it can be proved as an ingenious dialectal innovation unconnected with the Iranian languages). В тюркские языки слово должно быть заимствовано достаточно рано, поскольку монг. заимствование из тюрк. еще отражает начальную звонкость (следствие общетюркского, но не тюрко-булгарского, озвончения *t-любого происхождения в позиции перед сочетанием -rk- — см. Дыбо 2003), впоследствии устраненную везде, кроме огузской и саянской групп (ср. киданьск. dalayan Менгес ВЭ 155). Венг. tarchan 'olimjudex' (Абаев, со ссылкой на Мункачи), судя по значению, заимствовано непосредственно из аланского. Возможно, др.-уйг. terken 'царица', крх.-уйг. terken 'обращение к правителю; царица', хорезм.-тюрк. tārkān 'царевна' (Хосров и Ширин) EDT 544 представляет адаптацию восточно-иранского *tarkanaya- или *tarkanf: относительное прилагательное или женский род.

5. (??) arju, arsu МК, IM 'шакал, гиена', arju-la- 'стоять как шакалы' поздн. др.-уйг., MK (Cl. 200: “the -j- suggests a foreign (?) Sogdian origin”) - вост.-иран. *arsu 'медведь' > хсак. arm Bailey 8, согд. 'ššh Gharib 1770, ванеци yirz, пушту yaz, сарыкол. уиrх, санглечи xars, шугн. yürš. Изменение значения при заимствовании может объясняться табуизацией (Türks did not know tabooisation, and neither did Huns, as state the Chinese annals. The "Eastern Iranian" stands alone in this case, separate from the Iranian, indicatingg a non-Iranian word).

6. *kumlak 'хмель'. Действительно общетюрк. и даже пратюрк. слово. С МК qumlaq (кыпчак.); ср.-кыпч., чат. qumlaq 'растение, подмешиваемое в опьяняющий медовый напиток' Houtsma; Pav.C. 436. В новых языках: кыпч. кар. кумлак, кумлах, тат. кулмак;, сиб.-тат. кумлак; Тум. ЗС 152, тат. диал., башк. кумалак;, ног. кылмак ²³⁰, каз., кирг. кулмак,, галт. куманак, хак. хумнах, шор. кубанак; чув. хамла; см. VEWT 299, EDT 628, ЭСТЯ 2000, 138-139, Федотов 2, 326. Булгар. > венг. komló (см. Gomb.BTLU 97, Gomb. 100-101, MNyTESz II 537). Из чув. языка заимствовано мар. umla, этЫа 'хмель' (см. Räs.ČLČ 235).

Предполагаемый иранский источник слова - аланский этимон осет. xymoelloeg 'хмель' - последнее этимологизируется в Аб. IV 261 как словосложение *hauma-aryaka “арийская хаома”. Этимология фонетически безупречна и семантически правдоподобна, названия хмеля в кавказских, тюркских, финно-угорских, славянских и германских языках объявляются аланизмами (This is a best example of circular logics. The odball word in Ossetian is decreed Iranizm, then Scythisn is Iranian, then the Iranian versions are borrowed in Türkic languages. Break a single link in this chain of presumptions, and the borrowing reverses the presumed direction, making from a single oddball exception into normal borrowing. Abaev's lloeg => aryaka is flawless? It is not even funny, all Ossetian elloegs raised to pre-historic nationalistic pedigree). Как правильно отмечает И.А.Шервашидзе, это единственный правдоподобный древний аланизм в тюркских языках. Заметим, что в других иранских языках рефлексы того же названия растения довольно твердо сохраняют значение 'хвойник, эфедра': *haumiā- (для некоторых из приводимых лексем возможна и реконструкция *hauma-) 'хвойник, эфедра': афг. uməm. 'кузьмичёва трава, эфедра, хвойник (ephedra)' (Асл.: 93), согд. (al-Bîrûnî) hwm 'Pflanzenname', перс, houm < эфедра, хвойник (ephedra)' (ПРСл II: 734), талыш. hoəme "хмель; плющ' (Пирейко ЛА. Талышско-русский словарь. Ì., 1976, ñ. 242), ср. авåст. haomya- ^qzum Haoma gehörig'; *haumāAna- "хвойник, эфедра': афг. umanm. 'кузьмичёва трава, эфедра, хвойник (ephedra)' (Асл.: 92), мундж. yumana "хвойник', йидга уптепа "хвойник'; *haumāka- 'хвойник, эфедра': вахан. (у)Шык 'хвойник, эфедра', тадясдиал. хйта 'хвойник, эфедра'; *haumdcî (+ак) 'хвойник, эфедра': шуга, amdjak 'эфедра, кузьмичева трава, хвойник' (Карамшоев 1: 91²³¹), рушан. amojak 'хвойник, эфедра', хуфск. amojak 'хвойник, эфедра' (см. Стебл.-Кам. НКР, Стебл.-Кам. Вах.) (см. Дыбо 1999).

230 Ног. купелек 'хмель' может быть новым осетинским заимствованием, либо просто производным по купе 'горшочек', ср. аз. KynV-mnVju 'фуксия' (вьющееся декоративное растение; цветы по форме похожи на цветы хмеля, но крупнее; букв, 'горшочек-цветок').
774

Хвойник, низкий кустарник семейства кипарисовых, не похож внешне на хмель, так что перенос семантики объясняется функционально: через переход на хмель для изготовления опьяняющих напитков. Но близкие к среднеазиатским виды хвойника распространены на Кавказе и в Северном Причерноморье (Деревья и кустарники СССР, 250), поэтому непонятно, зачем бы аланам в столь традиционной и ритуализованной области деятельности переходить на другой вид растения с переносом названия; однако талышская форма, безусловно, поддерживает осетинскую этимологию ²³². Хронология аланских фонетических переходов также не противоречит предположению о заимствовании в тюрк.

Тюрк, слово имеет, в общем, почти удоволетворительную алтайскую этимологию: ПАлт. *к'юто1¥'вид, пахучего съедобного растения', монг. *ко meli 'вид дикого лука/чеснока' Less. 487, халха xi/ui/i 'лук монгольский', ТМ *ximr/e-kte 'черемуха' ССТМЯ 1, 318, яп. *kamira 'вид чеснока' (EDAL). Булгарская форма могла бы послужить источником и славянским, и германским (ср. коллекцию булгаризмов в германских языках, собранную В.А.Терентьевым - Терентьев СТ) формам, и осет. слово также может быть булгаризмом. Во всяком случае, это подрывает надежность “единственного аланизма” в общетюркском. Если же все-таки принимать иранское происхождение пратюркского слова (в этом случае гораздо лучше выглядит семантическая сторона: чеснок и черемуха еще сопоставимы как резко пахнущие съедобные растения - и ср. параллельное соотношение в индоевропейском (черемуха - черемша), - но чеснок и хмель не сходны ни внешне, ни функционально, во всяком случае, хмель используется совершенно не как пахучее растение), то с хронологической точки зрения следует предполагать заимствование из языка восточноиранских носителей археологических культур Саяно-Алтайского региона, который, возможно, был близок к аланскому ²³³.

231 В Зарубин 1960: 89 значение этого слова представлено еще следующим образом: 'род кустарникового растения, зола которого употребляется при изготовлении жевательного табака (нас)'
232 Ср. также Стебл.-Кам. НКР 56-57, где автор пытается свести к тому же слову мундж. название льна yılmaya через переход 'эфедра' > *'конопля' (реально не представленное) > 'лен', считая изменение семантики в осет. типологической параллелью.
233 Еще один возможный пратюркский иранизм — *bütnük 'мята': чув. pətnək, тат., башк. büt-пек 'мята', казах. bütnük 'просвирник'. Федотов 1, 428. В принципе чув. форма может быть кыпчакизмом, и тогда иранизм поздний, но источник неясен. С иранской стороны имеем осет. bit'na/bet'ina 'мята' — по предположению в Аб. 1, 263 < груз. p'it'na 'мята', но, возможно, наоборот (грузинское слово не имеет картвельской этимологии), — памир., шугн., барт. wiδn, руш. wuδn, вах. waδn, мундж. wMen, пушту welana, перс. pudina, сивенди pidin, курд. pun, афтари putunik (последнее может быть тюркизмом) и т.д. См. Стебл.-Кам. Вах. 386, Стебл.-Кам. НКР 121— 122, где иранские формы считаются адаптацией бродячего слова. Но по крайней мере восточно-иранские формы достаточно надежно возводятся к иран. глагольному корню *baud- 'пахнуть' (авест. baoδa- Barth. 000, согд. bwδ- Gharib 2879, Mgst. EPsh 86 *baudyana-); западно-иранские формы в принципе могут быть заимствованиями из вост.-иранского с оглушением. Тюрк. форма — если пратюркская — может быть восточно-иранизмом. О более поздних тохаризмах в тюркских языках см. ниже.
775

Судя по полученным глоттохронологическим датировкам для иранского древа, заимствования из восточноиранских языков в пратюркский должны были проходить в период после распада сакской и аланской ветвей (лексикостатистическая датировка 660 г. до н.э.), уже из языков среднеиранского типа, но, возможно, до распада сакской и пуштунской ветвей (лексикостатистическая датировка 290 г. до н.э.).

Пратюркский и тохарский

Список предположительных тохаризмов в пратюркском, предлагаемый А.Рона-Ташем в ряде его работ, кажется содержащим ряд сомнительных предположений, мы предпочли бы здесь относительно скептическую точку зрения, предложеную в Reinhart 1990 ²³⁴. Кроме общепринятых поздних заимствований, о которых см. ниже, практически все эти предполагаемые заимствования имеют достаточно обоснованные алтайские этимологии — см. EDAL. Исключение составляет тюрк. *bel'k 'пять', которое, впрочем, вряд ли в такой реконструкции (учитывающей чувашское развитие, см. СИГТЯ 2002, 350) может быть сопоставлено с пратохарским *pans 'пять' Adams №2099. Очень предположительно к тохаризмам можно было бы относить пратюркское название яблока — поскольку оно явно заимствовано из какого-то индоевропейского, но не из иранского языка, сохраняющего различие между r и l: *alma, крх.-уйг. alma (МК) ~ alymla (МК); чув. ulma (см. СИГТЯ 1997, 145) при ИЕ *amel- 'плодовое дерево, его плод' (др.-греч. ampelo-s f. `виноградная лоза', герм. *amil-oFn- f. 'какое-то плодовое дерево', галл. amella `Gaisblatt' WP I 179, возможно, также хетт. sham(a)lu, лув. nom. -acc. sg. samluwan-za `яблоко' Иванов-Гамкрелидзе 639-640), > скр. amra- m. 'дерево манго', иран. *(a)marna- Стебл.-Кам. НКР 103-104, (> финно-угор. *omarna- > фин. omena, морд. umar SKES 429—430) 'яблоко', *amru- 'груша' Стебл.-Кам. НКР 108. Предположительный источник тюркского слова должен был бы выглядеть как *amla 'яблоко' — рефлекс и значение, в принципе возможные для тохарского. К сожалению, тохарское название яблока не зафиксировано. Еще три фитонима, реконструируемых для пратюркского (имеющих закономерную чувашскую параллель) и подозрительных на индоевропейское (но не иранское, ср. кентумный рефлекс *-g'-) происхождение — *ekel 'желудь, шишка' (ср. ИЕ *aig'-il- 'дерево (вид дуба); его плод' WP I 10), *elmen 'ильм, осина, вяз' (ср. ИЕ *elem- 'дерево (вяз)' WP I 151) и *ab(u)s-ak 'осина, тополь' (ср. ИЕ *ap[u]s- 'осина, тополь, ясень' WP I 50, сопоставление предложено в Róna-Tas TE) ограничены в распространении - см. СИГТЯ 1997, 121, 126, 131 (что может быть обусловлено ограниченностью распространения соответствующих растений на нынешней тюркской территории — см. выше в разделе о ботанической терминологии и миграциях тюрок), и при этом не имеют твердых алтайских этимологий. Фонетически они вполне могли бы возводиться к общетохарским рефлексам соответствующих индоевропейских основ (распад общетохарского на языки А и В датируется глоттохронологически 20 г. до н.э.), но таковых рефлексов в тохарских памятниках не обнаружено.
776

Интересна коллекция потенциальных пратюркских заимствований в общетохарском, опубликованная А.Лубоцким и С.А.Старостиным (Lubotsky— Starostin; значительная доля этих этимологических предложений повторяют предложенные А.Рона-Ташем, но с обратным направлением заимствования) (I.e from Türkic to Kuchean and from Türkic to Turfanian/Arsi oases): сюда входят следующие слова (не имеющие удоволетворительных индоевропейских этимологий):

1. тох. A кот, тох. B каит 'солнце, день' < ПТох. *kaun(V)-: ПТюрк. *gün(el)/*gunal (др.-уйг. кип `солнце, день', турк. gün `id.' и пр.) < ПАлт. *giojnu 'рассвет, дневной свет' (“Важно, что совмещение значений `солнце' и `день' довольно необычно для индоевропейских языков, что является сильным показанием в пользу заимствования” — А.Л., С.С.).

2. тох. A āle, тох. B alyiye* `кисть руки, ладонь' < ПТох. *āl'ye : ПТюрк. *ф'а `id.' (др.-уйг. aja, турк. а/а, и пр.) < *ālj'a < ПАлт. *р'а~1па (ПМонг. *haliga(n), ПТМ *palna ` кисть руки', возможно, также ПКор. *ра~г `охапка'). Заимствование должно быть относительно старым, до пратюркской замены *а/а < *ā~lja.

3. тох. A tor, тох. B taur `пыль' < ПТох. *taur: ПТюрк. *tör 'пыль' (др.-уйг. toz, турк. töz) < ПАлт. *t'öre 'почва, пыль' (письм.-монг. toru `пыль в воздухе'; ПТМ *turV, и пр.). Заимствование должно было произойти до перехода *г> z.

4. тох. B ā~m `тишина', adv. `тихо, спокойно' : ПТюрк. *am- `быть тихим, спокойным' (др.-тюрк. amul, amyl `тихий, спокойный') < ПАлт. *агнК(ПМонг. *amu-, *ami- `отдыхать', ПТМ *а~т- `спать').

5. тох. A kanak, B kenek < ПТох. *kenek `хлопковая ткань': ПТюрк. *köjne-lek, *köjnek 'рубашка' (крх. könlek, турк. ко/пек) < ПАлт. *k'iuni 'нить, ткань' (ПМонг. *ке/еп `кромка ткани', ПКор. *kinh `веревка, тесемка, кисточка', ПЯп. *kinu 'шелк, ткань, платье').

6. тох. B olya `больше': ПТюрк. *ulug `большой, великий' (др.-уйг. uluy, турк. ulu и пр.) < ПАлт. *ulu/o (ПМонг. *olon `много', ПТМ *ule- `хороший', ПКор. *5г `целиком, полностью').

7. тох. A tmām, тох. B t(_u)māne `десять тысяч, мириада' < ПТох. *t(a)mā~ne : ПТюрк. *Tümen `десять тысяч; очень много' (др.-уйг. tümen, турк. tümen) < ПАлт. *čiumi `большое число' (ср. ПКор. *čутуп 'тысяча').

8. тох. B parsed* `(головная) вошь': ПТюрк. *Мгсе 'бло-ха' (тат. bönce, кум. bürce, чув. pbjrza, и пр.) < ПАлт. *biure (письм.-монг. bürge, büürge `вошь', ПКор. *р/эгок 'блоха').

9. тох. B yase*`стыд': ПТюрк. *jā~s `потеря, вред, стыд' (др.-уйг. jas `потеря, вред', як. sat `стыд' и пр.) < ПАлт. *zıāsu `потеря, вред'. 10. тох. B кагк- `грабить, воровать': ПТюрк. *Kar-ak `разбойник' (др.-уйг. qaraq-‰y, турк. Gara и пр.) < ПАлт. *кага `напротив; враг'.

Три последних слова, будучи засвидетельствованы только в тохарском В, могут относиться к другой категории тюркизмов в тохарском, о которой см. ниже. Отметим, что и здесь речь может идти о заимствовании, во-первых, до перехода r' > z в тюркском, во-вторых, до распада пратохарского (так сказать, до 20 г. до н.э.).
777

Предполагаемое всеми этими датировками время и место существования и распада тюркского праязыка, как кажется, достаточно хорошо укладывается на широкую территорию между нынешним Ордосом и южным Саяно-Алтаем, в рамках археологической культуры Лоуфань, носители которой занимались отгонным скотоводством на большой территории, и которая соседствует с юэчжи, обнаруживает обширные связи с Китаем и более скромные — с пазырыкской (этнически иранской) культурой — причем, скорее всего, они связаны с полученной на какой-то срок пазырыкской по происхождению правящей династией — см. Шульга 1999, см. также наст, книгу, с. 393 (For Pazyryk Andonovans, we have so far only mt DNA for female lines of both males and females; the Y-DNA is not known yet; the mamas are from Mansi, Tuva, and Kazakh Scythians, Paleo-Sibirian and Altaian Scythians, N. Altaians, Teleuts, Shors (from craniology), Paleo-Sibirians and Asiatics (Mongoloids). No connection with Indo-Arians or Indo-Iranians whatsoever, neither in genetics, nor in thin-walled gracial osteology. One would strongly suspect that the Pazyryk people who were living on milk products also would not have Indo-Arian/Indo-Iranian lactose intolerance. How the philologists made Teleuts, Shors, and Altaians speak Iranian is beyond comprehension. Even more puzzling is how philologists made them to uniformly abandon their native Iranian language that they supposedly received with their Teleut mother's milk, and switch in situ to a totally foreign Türkic without a trace of historical memory, including philological, osteological, and biological. Mind you, the biological studies were performed within a gecade before the professor A.V.Dybo 2007 publication of this work, they instaneneously made the Scytho-Iranian theory a purely philological construct, decimating all ethnological aspects of the theory. These philologival miracles would make the Circus of Soleil performances pale: it is easier to turn an elephant into an airplane than to turn sereal-eating Indo-Arians into pastoral Türks. In a country built around sobriety checkpoints, scientific roads do not require sobriety checks for the scholarly travellers. And again, wouldn't the science that reconstructs a language of long-dead peoples use a system of checks and balances, and do a check of the ethnological complex before axiomatazing its conclusions?)

Пратюркский и самодийский (Nenets, people that speak Nenets languages object the use of the term Samoed as derisive, it comes from a Russian folk moniker Self-Eater)

Что касается самодийских заимствований в пратюркском, последний по времени обзор с оценкой достоверности и возможного времени заимствования см. в Хелимский 2000, 301—312 ²³⁵. Мы можем заметить по этому поводу следующее: Е.А.Хелимский оценивает как надежные заимствования в пратюркский и общетюркский 7 этимологий (1. ПС *kaətyə 'ель' > ПТ *kady 'сосна', 2. ПС *ki, *kilз 'соболь' > ПТ *Ш 'соболь', 3. ПС *tyteg 'сибирский кедр' > ОТ *tyt 'лиственница', 4. ПС *koəjə 'гора, водораздел' > ОТ *K(i)aja 'скала, гора', 5. ПС *kasa 'кора' > ОТ *kās 'кора', 6. ПС *kacu 'метель' > ОТ *kād 'метель, непогода, буря', 7. ПС *tala- 'воровать' > ПТ *Ш1а- 'грабить'); глоттохронологическая датировка распада прасамодийского - 410 г. до н.э. (отпадение селькупского языка), распад остальных языков на северную и южную группы — 160 г. до н.э., что, в общем, согласуется с возможностью заимствования в пратюркский из прасамодийского (предположительная локализация применительно к 1 тыс. до н.э. — восточная часть Обь-Иртышья — Хелимский 2000, 17), или праюжносамодийского.

235 О невозможности заимствования в общетюркский из обско-угорских языков слова *degin 'белка' см. СИГТЯ 1997, 165. ПТ *kundur' 'бобр' (СИГТЯ 1997, 162) не этимологизируется однозначно, и в принципе может быть заимствован из — или с тем же успехом может быть источником — праугорского *kuntз 'бобр' (MNyTESz 2, 127), не имеющего дальнейших финно-угорских параллелей. В настоящее время бобр слабо распространен к востоку от Урала (мелкими точечными ареалами в районе Обь-Иртышья и далее в верховьях Енисея и до оз. Байкал — Млекопитающие СССР 281, карта 140), редок он и южнее (Мурзаев 1966, 250: ныне отсутствует “почти по всей Внутренней Азии, кроме верховьев Урунгу и, возможно, некоторых притоков верхней части Черного Иртыша”, т.е. в Джунгарии); но (там же) “столь ограниченный ареал нужно рассматривать как реликтовый”, так что нельзя исключить того, что он был известен в горных (и тем самым лесных) регионах прародины тюрков. Если же принимать заимствование из праугорского, то, видимо, следует признать одиночный характер этого заимствования (возможно, происшедшего вследствие торговых отношений в рамках восточно-западных торговых путей). Распад венгерского с обско-угорским датируется глоттохронологически около 1000 г. до н.э., распад хантыйского и мансийского — 130 г.н.э.; можно думать о заимствовании в пратюркский праобско-угорской суффиксальной формы: *kuntз-l' (в UEW 858 наоборот, заимствование бессуффиксальной формы в праугорский, но культурно и исторически это менее вероятно).
778

Последующие разработки алтайского родства, впрочем, не подтверждают этих заимствований, поскольку все эти основы получили довольно убедительные алтайские этимологии (EDAL: 1. ПАлт. *ke(n)da 'вид хвойного дерева': ПТ *Kady 'сосна', ПТМ *kende- 'туя'; 2. ПАлт. *кШа 'соболь, белка': Ш*кП'соболь', ПМонг. *kulgana 'мышь', ПТМ *ra/u-Jtf'белка'; 3. ПАлт. *cā~kte 'сосна, лиственница': ПТ *Ш 'лиственница', ПТМ *jagda 'сосна'; 4. ПАлт. *kadV‘скала, гора': ПТ *K(i)aja(?) 'скала', ПМонг. *kada 'скала', ПТМ *kada 'скала'; 5. ПАлт. *k'iose- 'скрести, брить': ПТ *Kas 'кора; обдирать', ПМонг. *kisu- 'скрести, брить', ПТМ *xusi/*kusi 'нож', ПЯп. *kusa/*kasa-i 'экзема'; 6. ПАлт. *k'edo 'ветер, туман': ПТ *Kad 'ненастье, буря', ПМонг. *küdeg 'туман', ПТМ *xedün 'ветер', ПЯп. *kəti 'восточный ветер'; 7. ПАлт. *t'ā~la- 'грабить, похищать': ПТ *Ша- 'грабить', ПМонг. *tala- 'грабить', ПКор. *tar'ai- 'соблазнять, заманивать', ПЯп. *tara-s- 'соблазнять, обманывать').

Вот, однако, те случаи, когда самодийское заимствование с формальной точки зрения представляется все же более вероятным, чем алтайская этимология: 4. ПС *koəjə 'гора, водораздел' > ОТ *K(i)aja 'скала, гора'. Самодийское слово имеет уральскую этимологию (хотя и необщепринятую: ПУ *kaδ'a > венг. hegy 'верхушка, гора'), тюркское серьезно нарушает стандартную схему развития ПАлт. *d > ПТ *d, демонстрируя *j вместо *d. 5. ПС *kāsa 'кора' > ОТ *kā~s 'кора'. Тюркское слово по семантике несколько выбивается из алтайской этимологии, самодийское имеет нормальную уральскую этимологию (ПФУ *ко(в)скз 'кора'). Случаи 1. ПС *kaətyə 'ель' > ПТ *kady 'сосна' и 3. ПС *tyteg 'сибирский кедр' > ОТ *tyt 'лиственница', кроме противоречащего гипотезе о заимствовании факта наличия алтайских этимологий у тюркских слов, хотя и парных, но фонетически и семантически вполне правильных, оба предполагают одну и ту же семантическую (и культурную) странность. А именно, при принятии гипотезы о самодийском заимствовании оказывается, что тюрки почему-то, приобретая название ранее неизвестного им дерева (ср. Терентьев 1999, с. 180: “То, что в тюркских языках это слово стало значить “сосна”, не должно смущать нас, ибо... пратюрки, обитая в степной зоне, не были хорошо осведомлены о породах хвойных деревьев”), заимствовали для него название совсем другого дерева. Что касается географии распространения обсуждаемых деревьев, см. выше соответствующий раздел настоящей книги; отметим, что кедр засвидетельствован на южных склонах Монгольского Алтая (это — крайняя южная граница его распространения, ср. Мурзаев 1966, 216), лиственница же распространена гораздо дальше на восток и юг, в частности, на Тянь-Шане и в Ордосе, то есть гораздо ближе к предполагаемым местам обитания пратюрков — и скорее всего была им хорошо известна, как и сосна, и ель; в таких обстоятельствах заимствование названия кедра для обозначения лиственницы, или ели для обозначения сосны маловероятно (Even less probable if the artificial prejudicious limitation on the original linguistic areal is discarded).
779

Что касается случая 2. ПС *ki, *kilз 'соболь' > ПТ *кП 'соболь', то самодийское слово не имеет хорошей уральской этимологии (ср. новую этимологию ПФУ *kaδ'wз 'самка', обычно сопоставляемого с ПС *ki_: ПС *kejmā 'самка' Janhunen 66, значительно более приемлемую фонетически и семантически — Aikio 2002). Согласно зоологическим данным, соболь обитает в Западной и Восточной Сибири, на Дальнем Востоке, но в Западную Сибирь ареал его распространения заходит довольно относительно (см. карту 75 в Млекопитающие СССР, 137: небольшая территория севернее среднего течения Оби), в то время, как бассейны Енисея и Лены захватывает полностью и даже заходит южнее их истоков. В общем, гораздо более вероятно заимствование в прасамодийский из пратюркского (с последующим общесамодийским переходом *-l > *-j на конце слога).

Таким образом, приходится отказаться от гипотезы о заимствовании из прасамодийского в пратюркский наименований основных “таежных реалий”. Надо сказать, что в связи с этим гораздо более сомнительно выглядят и рассмотренные выше случаи 1. и 3. — при отсутствии массированного заимствования из прасамодийского в пратюркский культурной лексики маловероятно заимствование таких слов как “кора” и “скала” (из которых первое даже входит в 100-словник Сводеша, по определению мало проницаемый).

Последнее по времени обсуждение предполагаемых заимствований из пратюркского в прасамодийский опубликовано, по-видимому, В.А.Терентьевым (Терентьев 1999, с. 182—194). Из рассмотренных им 80 этимологий, для которых он предполагает разную степень достоверности, следующие достоверны семантически и фонетически и в какой-то мере отвечают критерию культурной обусловленности ²³⁶:

236 По-видимому, нуждаются в комментарии следующие предполагаемые заимствования из пратюркского в самодийский. 1. По семантическим причинам сомнительна возможность заимствования нен. to' 'одеяло' из тюрк. *dön 'халат'; камас. ton 'шуба', как правильно указывает В.А.Терентьев, скорее всего, позднее заимствование из какого-то сибирско-тюркского языка. 2. ПТ *kap- 'хватать' > ПС *kəpi- 'вырывать' — но ср. Ур *kappV(Szin. 35), общеностратический корень, так что гипотеза о заимствовании излишня. 3. ПТ * *kalbuk> *kasuk 'ложка' > ПС *kajwa 'лопата, совок, весло' Janhunen 63 (нган., нен., камас.). Ср. нормальную уральскую этимологию самодийского слова: UEW 170-171. 4. ПТ *Kugu 'лебедь' > ПС *kukə (Janhunen 76-77) (нен. тундр., тавги); скорее следует предполагать заимствование из ТМ *кпки /*хпки ССТМЯ 1, 426–427; 2, 336. 5. ПТ *ködeč (VEWT 286) 'сосуд' не существует, см. Дыбо. К языковым контактам, соответствующие формы разделяются по трем разным этимологиям, среди которых имеется сиб.-тюрк.: хак. kodes 'глиняный горшок, чугунок', шор. kodes id., сюг. kodis ''очаг' (< *götič), восходящее к *göteč, которое может иметь алт. этимологию: ТМ *kota- 'ïîñóäà, ÷àøêà, миска' Ñ Ntilde;ТМß 1, 418. Соответственно, становится менее вероятным заимствование в ПС *kyttjS> нган. kita 'черпак', эн. лесн. kide 'сосуд, похожий на корыто', нен. тундр. хыдя 'чашка, миска'; возможно, из ПТМ?. 6. *Кшеп 'хорек, ласка' > сельк. kury, камас. küm 'горностай'. Не оправдано предположение Терентьева о более раннем значении 'горностай' в тюркских языках, поскольку венг. заимствование из булг. — göreny— значит тоже 'хорек', а в пра-тюрк. восстанавливается другое слово для горностая, *iars, см. СИГТЯ 1997, 163; фонетически селькупская и камасинская форма плохо возводятся к ПС состоянию, но раздельное заимствование из тюрк. невозможно. Из монг.? Почему не сравнить венг. непосредственно с самод.?
780

1. HT *jür 'сто' > ПС jür 'сто' Janhunen 50 (без селькуп.), ср. Хелимский 289; 2. ОТ *junt 'лошадь' > ПС *jwtā 'лошадь' Janhunen 49; 3. ОТ *jama- 'латать, штопать' > ПС *jemnə- Janhunen 42 (без селькуп.); 4. Огузо-карлуко-кыпч. **bal'maк 'вид обуви' > ПС *pājma 'сапог, обувь' Janhunen 118; 5. ОТ *jasa- 'строить, устраивать' > ПС *jese- 'ставить чум' Терентьев 188 (нен.-селькуп.); 6. ПТ *(h)ekir 'близнецы' > ПС *jekə 'близнец' Janhunen 34 (сев.-сам.-селькуп.); 7. ПТ *balyk 'рыба' > ПС *pəjkз 'юкола, балык, вобла' (только эн., нен.) Терентьев 182; 8. ПТ *(h)eke- 'точить' > ПС *jika- 'точить, пилить' (только эн. тундр. d'iyit'e', нен. тундр. ихи- 'потереть, втереть краску, точить' Терентьев 184, для нен. возможно заимствование из сев.-тунг. hiki- 'тереть, растирать' ССТМЯ 2, 323); 9. ПТ *куп 'ножны' > ПС *ken Janhunen 67 (общее, без селькуп.); 10. ПТ *kan 'правитель' > ПС *кад 'тж' Joki 192, Терентьев 185 (камас. qog, койб. kon, караг. kok, сельк. код, нен. лесн. ка~д, как); 11. (?) ОТ *dal 'ветка, ива' > ПС *tāoj 'ветвь, сук' Helimski 1997, 349 (матор., караг.); 12. ПТ *bat- 'погружаться' > ПС *pət- 'тж' Janhunen 115; 13. ПТ *ür' 'жир' > ПС *jür 'тж' Janhunen 50 (см. Helimski - Stachowski 1995, p. 42-43: “The suggested etymology raises doubts mainly from the "Woerter und Sachen (words and things)" viewpoint... Phonetically, however, the comparison creates little or no problems”). Сюда же, как было указано выше, можно отнести и прасамодийское название соболя. Заметим еще раз, что соответствующие тюрко-самодийские отношения следует, таким образом, относить ко времени, отстоящему довольно далеко от распада пратюркского, то есть ко времени до 410 г. до н.э. (до отпадения селькупского), так что следовало бы ожидать довольно архаичных фонетических явлений.

Пратюркский и праенисейский

Ниже мы ориентируемся на реконструкцию праенисейской фонетики, проделанную в Старостин 1982, и праенисейский лексикон, реконструированный в Старостин 1995, а также расширенный и учитывающий новейшую литературу вариант его, опубликованный в Internet по адресу www.starling.rinet.ru ²³⁷. Распад праенисейского языка по этим данным датируется глоттохронологически рубежом нашей эры, когда выделяются две ветви — “кетская” и “коттская”. От “кетской” отделяется в 5 в. н.э. пумпо-кольский язык, затем в 12 в. н.э. распадаются кетский и югский языки. Коттская группа в 6 в. н.э. распадается на коттский и аринский.

Довольно хорошо известен ряд заимствований между енисейскими и сибирско-тюркскими языками в исторические времена. Ниже предлагается список возможных заимствований в праенисейский и отдельные енисейские группы из пратюркского и, возможно, отдельных тюркских групп ²³⁸.

237 По сравнению с “бумажной” публикацией, там, в частности, учитываются и обсуждаются этимологии из Werner 2002.
238 Все предполагаемые тюркские слова — источники заимствования имеют алтайскую этимологию, см. EDAL (This criteria is fundamental in comparative linguistics, but for some reasons is abandoned in Scythian studies, for example see Abaev's beliberda in this work).
781

Заимствования в праенисейский (не позднее рубежа эры): 1. ПЕн *χοίγτ₁ 'сукно, войлок' (КС 1995, с. 305, кет., юг., котт.) < ПТ *kidir 'войлок' > ОТ *kidiz СИГТЯ 1997, 392; 2. ПЕн *?i?n 'игла' (КС 1995, с. 192: предложена также сино-кавказская этимология) < ПТ > ОТ *(j)igne, jigne ЭСТЯ 1974, 367-369, СИГТЯ 1997, 106; заимствование предложено в Stachowski 1996, с. 96. 3. ПЕн *?V?rl 'петь, песня' (КС 1995, с. 202) < ПТ > ОТ *yr СИГТЯ 1997, 610; заимствование предложено в Stachowski 1997/2, 233; 4. ? ПЕн *dam- в *dam-ןuן 'окно' (КС 1995, с. 219, второй компонент композита обозначает дырку, этимология первого неясна) < ПТ > ОТ *dā~m 'стена' СИГТЯ 1997, 529; 5. ПЕн *KVlpV‘ложка' (КС 1995, с. 243, коттско-аринско-пумпокольское: предложена также сино-кавказская этимология, небезупречная фонетически) < ПТ **kalbuk > ПТ *kaluk > ОТ *kasuk (NB: фонетический облик слова более архаичен, чем можно предполагать для пратюркского языка периода первого распада, поскольку в булгарской группе мы также видим уже результат развития *lp > 1, о самом развитии сочетания, восстанавливаемого на основании алтайских параллелей тюркского слова, см. Street 286-287); 6. ПЕн *dəli 'ива' (КС 1995, с. 221) < ПТ > ОТ *dal 'ива' СИГТЯ 1997, 125-126; 7. ПЕн *χopVr 'пена'(КС 1995, с. 304, кет., юг., котт.) < ПТ *köp- > ПТ *köpük 'пена', ОТ *köpür- 'пениться' ЭСТЯ 1997, 108-111; 8. ? ПЕн *bət 'ленок' (КС 1995, с. 209-210, кет., юг., котт.) < ОТ *bynyt 'ленок' (Brachymystax lenok, salmon fish) (VEWT 336, СИГТЯ 1997, 177: якутско-саянский, но с алтайскими параллелями). Ср. также селькуп. moeten id. (Хелимский КС 240): из тюрк.?

Заимствования, происшедшие не позднее 6 в. н.э. (только в “коттской” ветви): 1. ПЕн *KuPurKVn 'лук (растение)' (КС 1995, с. 243, коттско-ассамско-аринское) < ОТ *gEmürgen 'дикий лук или чеснок': др.-тюрк. kövürgen (MK), kömürgen (MK - огуз.), возможно, заимствование из тюркских языков Сибири (кыркызское?), ср. хак. köbargen, галт. köbürgen, кирг. köbürgön. См. СИГТЯ 1997, 124, ЭСТЯ 1980, 100 (развитие *m > *b, возможно, под влиянием *köpür- 'пениться'); 2. ПЕн *jus 'сто' (КС 1995, с. 233, коттско-аринское, при наличии общеенисейской сотни, имеющей сино-кавказскую этимологию, *?alVs-(tamsVJ) < ОТ *jüz< ПТ ^йг'сто'; тоже кыркызское? Возможно, впрочем, и раздельное заимствование.

Заимствования, происшедшие не позднее 12 в. н.э. (только в кетско-югской подветви): 1. ПЕн *palgV'epm' (КС 1995, с. 245, кетско-югское) < ПТ *bālyk 'рыба' ЭСТЯ 1978, 59-60, СИГТЯ 1997, 177, Федотов 1, 443; 2. ПЕн *?TGV- 'точить' (КС 1995, с. 195, кетско-югское, предложена сино-кавказская этимология) < ПТ *ёке- 'пилить, обтачивать' СИГТЯ 1997, 399, возможно, уже из тюркских языков Сибири, ср. хак. ige- и под.; 3. ПЕн *?и?з- 'поясница' (КС 1995, с. 200, кетско-югское) < ПТ *пса ЭСТЯ 1974, 566 - 567, возможно, уже из тюркских языков Сибири, ср. хак. u‰a, тув. uja и пр.; 4. ПЕн *si?id 'ремешок' (КС 1995, с. 274, кетско-югское) < ПТ *syd-> хак. syzym 'лента на шаманской колотушке', чув. sbras 'кайма, тесьма' EDT 799-800, ЭСТЯ 2003,253.
782

Два потенциальных контактных тюрко-енисейских слова нуждаются в отдельном обсуждении. 1. ПЕн *so?/G/χom 'стрела с тупым наконечником' (КС 1995, с. 276, кетско-югское, предложена сино-кавказская этимология). Соответствующая реалия — стрела на белку, суом — у кетов описывается следующим образом: “У стрелы на белку...наконечник был тупой, овальный, вырезанный вместе с древком... Иногда вместо деревянного наконечника насаживали роговой, такой же формы (стрелы тогда называли кок суом, кок 'рог'). Тупые наконечники не портили шкурки. При охоте на белку кеты пользовались также стрелами для вспугивания зверька. Овальный деревянный наконечник у этих стрел был выдолблен изнутри. На поверхности его имелись сквозные отверстия. При полете стрелы воздух, попадая в отверстия, вызывал свист, который пугал и выгонял из гнезда спрятавшуюся белку” (Алексеенко Е.А. Кеты. Историко-этнографические очерки. Л., 1967. С. 54). Там же сообщается, что кетский лук славился еще в 18 в. на всем Енисейском Севере и являлся предметом обмена с другими народами. “Русские купцы ввозили кетские луки к ненцам, долганам и нганасанам” (Народы Сибири. М.-Л., 1956. С.689). Похожий по форме металлический боевой наконечник с отверстиями мы видим на таблице XLIV в книге М.В.Горелика “Оружие Древнего Востока” (М., 1993, с. 304, № 97: Алтай, 6 в. до н.э.); вообще считается, что такие наконечники распространяются с гуннами. При этом мы имеем ОТ *sоkom/n 'стрела, наконечник стрелы': др.-кыпч. soqym MK 'деревянный свистящий наконечник стрелы' (“деревяшка с выдолбленной серединой; конической формы, имеет отверстия с трех сторон, надевается на конец древка стрелы; это свисток”), baqyr soqym МК, QB 'планета Марс' (букв. “медный сокым”); ст.-кыпч. sayan 'острие стрелы' (AH, м.б. описка вместо soqym) Cl. EDT 811, хак. soyan 'стрела для лука', шор. soyan 'стрела для лука', галт. soyon, (лебед.) soyono 'стрела для лука' (Р IV 529: лебед. soyon 'железный наконечник стрелы'), соккон Ρ IV 523 (тел.) 'железный наконечник стрелы', тув., тоф. soyun 'стрела для лука' СИГТЯ 1997, 571, ЭСТЯ 2003, 277. Алтайской этимологии слово не имеет, вопреки EDAL, поскольку в середине слова восстанавливается глухой, и его нельзя сопоставить с ПАлт *sioga 'лук, арбалет, стрела': ПМонг *sayali 'арбалет', ПТМ *sug- 'копье, стрела; острога; вид ножа' ССТМЯ 2, 118; ПКор *hoar 'лук и стрела', ПЯп *sa 'стрела'. Но его можно легко (вслед за Дж.Клосоном) объяснить как дериватив производное от sok- 'вставлять' (довольно удачно в силу нормального соотношения семантики 'наконечник стрелы' = 'втулка, вставка'). Фактическое тождество реалий, стоящих за кетским и древнетюркским словами, однако, побуждает видеть здесь либо заимствование в общетюркский из енисейского — во всяком случае, не по отдельности в сибирские языки, поскольку тогда плохо объяснимо развитие семантики и изменение конечного m в n, — либо в енисейский до 12 в. из (обще) тюркского? Кыркызского? Еще более раннее из пратюркского?
783

2. ПЕн *kun 'росомаха' (КС 1995, с. 242, кетско-югско-пумпокольское, предложена сино-кавказская этимология; имеется еще одно ПЕн название росомахи): ср. тюрк. формы: шор. kunu, тат. Сиб. kunu, хак. kunu 'росомаха', башк. qono, кар. quna 'куница' VEWT 300, СИГТЯ 1997, 162. Ср. еще маторско-тайгийско-карагасское kun'e 'горностай' Helimski 1997, 34. Все эти слова несомненно напоминают общеностратическое название куницы (ПИЕ *keun-, ПКартв. *kwenr- МССНЯ 346), но тюркское слово не может быть к нему параллелью, поскольку, скорее всего, таковою является ПАлт *кигеп- > ПТ *Кигеп 'хорек, ласка, куница' (см. EDAL). При ближайшем рассмотрении оказывается, что тюркские формы можно разделить: сиб.-тат., шор. и хак. kunu 'росомаха' считать заимствованием из енисейских языков, а башк. qono и кар. quna 'куница', оба восходящие к *kuna, считать заимствованием (по-видимому, вначале в половецкий) из хорошо известного др.-рус. коуна 'куница; денежная единица'. Проблему представляет самодийская форма: для енисейского (или сибирско-тюркского) заимствования у нее странное развитие значения, для уральской параллели к ностратической форме она слишком изолирована. Что касается заимствований названия росомахи, ср. ПТ *jebke 'росомаха': хак. jekpe, як. siegen, долг. hiegen, тув. čekpe VEWT 195 (имеет алтайскую этимологию: ПАлт *пре 'вид крупного хищника': ПМонг *sibor 'барс', ПТМ *sibige 'волк, медведь'), -заимствовано в аринское джип'ка 'куница', камас. джапка 'куница', маторско-тайгийско-карагасcкое джибке 'росомаха' (Паллас) - см. Хелимский, Keto-Uralica, 248, также со странным развитием значений. Современный ареал обитания росомахи полностью захватывает бассейны Енисея, Лены и более восточные и южные области; в Обь-Иртышье росомаха представлена гораздо хуже (Млекопитающие СССР, с. 42-43, карта 79). Таким образом, географически легче всего представить себе заимствование в самодийские языки из енисейских либо тюркских; но, судя по варьированию значения, мы имеем дело с поздними взаимными заимствованиями в саянском регионе — скорее, табуистического характера.

Заметим, что слова “рыба”, “точить” и “ива” попали в списки праязыковых заимствований и в прасамодийский, и в праенисейский. Очевидно, заимствования между всеми тремя праязыками происходили на контактной территории, включающей енисейскую и самодийскую прародины. Датировать эти контакты было бы естественно начальным периодом продвижения тюрков на северо-запад, соответственно, согласуя с другими датировками и локализациями, 2 —1 веками до н.э. (заметим, что шаньюй Маодунь подчинил гуннской державе племена Саян, Алтая и Верхнего Енисея в 203—202 г. до н.э. — Восточный Туркестан 1992, с. 118). В связи с этим можно предполагать, что современная глоттохронологическая датировка распада самодийского праязыка несколько заглублена, возможно, следует вернуться к традиционной датировке рубежом эры (см., например, Хелимский 1982,45—46).
784

ОБЩЕТЮРКСКАЯ И ДРЕВНЕТЮРКСКАЯ ЭПОХА

Второй уровень узлов на наших двух древах сильно различается. В первом случае (неотредактированные списки) это разделение на три ветви, которые можно определить как якутскую, сибирскую и остаток; разделение датируется 160 г. н.э. Во втором случае (отредактированные списки) так же датируется разделение на четыре ветви: якутскую, саянскую (топаскую), огузскую в широком смысле (с включением древнетюркского) и остаток (условно можно назвать его центральной группой). Следует отметить, что ни одно из древ не показывает особого якуто-саянского единства, которое иногда предполагают на основании двух интересных, но явно не “связанных” фонетических черт: (a) развитие фрикативного интервокального *-δ-(аллофона *d) во взрывной и (b) развитие -rk>-rt в ауслауте. Предположительно общее изменение *a > y в якутском и тувинском в действительности представляет собой два разных процесса: в якутском y развивается из *а закрытого и из *a открытого в позиции перед -j, а в саянской группе оно развивается из *a открытого перед старыми лабиализованными гласными второго слога. Статус “сибирской группы”, включающей саянскую, был не вполне ясен даже для тех тюркологов, которые ее предлагали; в лучшем случае можно видеть одну общую фонетическую изоглоссу для кыргызской и тобаской групп — сохранение конечных -b и -g, — но она очевидным образом не является связанной. В морфологии у них есть важная общая типологическая черта: большая часть бывших аналитических глагольных форм теперь являются агглютинативными, — но эти формы образованы в разных языках при помощи различающихся вспомогательных глаголов, что исключает общее прохождение процесса. Что касается дерева по отредактированным спискам, определенное количество общих инноваций, несомненно, связывает “центральные” языки и позволяет различить 4 ветви: якутский, саянские и огузские длительное время различали долгие и краткие гласные, “центральные” рано утеряли это противопоставление; в морфологии огузские языки сохранили старый именной показатель определенного аккузатива, в других языках заменившийся старым местоименным показателем; якутский, саянские и огузские языки сохранили перфектное причастие на -myš, остальные потеряли его и тем самым перестроили видо-временную систему; большая часть этих процессов представляет собой “связанные” изоглоссы. Следует отметить, что близкая связь древнетюркского с огузской группой признается традиционно. Датировка этого узла может быть связана с какими-то сдвигами в результате второго передвижения гуннов на северо-запад (155 г. н. э.).
785

Что касается более поздних ветвлений, древа сильно различаются, и большая часть этих различий может быть для “неотредактированного” древа связана с последующими территориальными контактами родственных языков. Видимо, так можно объяснять случай караханидско-тюркского, который на “неотредактированном” древе оказывается отделен от древне-тюркского и связан с карлукско-кыпчакской группой; случай туркмено-саларского единства, отделенного от других огузских языков и связанного с кыпчакской; случаи ногайско-кумыкского и татарско-башкирского единств.

Третий уровень “отредактированного” древа датируется 470 г. н. э. (если искать исторических привязок, эта дата может быть соотнесена с миграцией рода Ашина на южный Алтай около 460 г. и последующими политическими событиями). Этот уровень включает, во-первых, распад огузской “в широком смысле” группы на древнетюркский, халаджский и собственно огузский; во-вторых, распад “центральных” языков на сибирскую (фактически кыргызо-алтайскую) и карлуко-кыпчакскую группы. Затем около 730 г. н.э. практически одновременно огузская группа делится на западно- и восточно-огузскую, а кыргызская группа расходится с горноалтайской (группировка происходит относительно традиционно); датировка сама по себе очень похожа на хронологические рамки становления уйгурского каганата и может отражать связанные с этим территориальные и политические сдвиги (в частности, затухание фукционирования Великого Шелкового пути; очень близка к этому времени первая фиксация кодифицированного древнетюркского литературного языка).

По-видимому, приблизительно к этой эпохе относится возникновение ряда китаизмов в древнетюркском, восходящих к среднекитайскому (см., например, Шервашидзе 1989); нуждаются в специальном анализе следующие ранние китаизмы, получившие распространение в новых тюркских языках. Происходило ли в этих случаях заимствование в общетюркский (например, зафиксировано ли в якутской и/или тобаской ветвях), в более мелкие ветви, или же уже в древнетюркский литературный язык?

Среднекитайский и тюркский

1. *jaŋ 'образ' (ЭСТЯ 1989, 121-122), фиксируется с др.-уйг., чув. нет, есть як. и тув. с семантикой 'характер', что может в данном случае указывать на монголизм. Все формы языков Сибири и кирг. также могут быть объяснены как монголизм ²³⁹ (с характерным развитием значения 'обычай, закон, характер'; более поздние монголизмы с Ѕ- имеются также в кирг., каз., ккалп., башк.). Халадж. yang 'добрый обычай' из перс., о котором см. Doerf. 4, № 1903. Итак, рефлекс первичного китайского заимствования наблюдается только в литературных памятниках. Более распространено производное *jaŋ-lyg 'подобный' (превращающееся в послелог “как”): памятники и языки Средней Азии (турк., узб., нуйг, сюг., ккалп., кирг.), которые, скорее всего, получили его через среднеазиатские литературные языки. Источник: кит.樣 совр. yang4, ср.-кит. уаŋ, др.-кит. lags 'form, shape'. Соответствующее развитие инициали датируется примерно 7 в. н.э. Тем самым, заимствование могло войти около 8 века в литературный древнетюркский язык.

239 Монгольский, скорее всего, заимствовал это слово из тюрк. (интерпретация начального j-как фрикативного).
786

2. *jaŋ-gan 'слон' (ЭСТЯ 1989, 60; СИГТЯ 1997, 156, фиксируется с др.- уйг. jaŋa, далее — в литературных памятниках; кроме того имеются алт.jan (Верб. 64); сюг. jaγan, jaŋan, тув. zan). Все сибирские формы могут быть монголизмами (письм.-монг. zaγan, из тюрк.). Источник: кит. 象 совр. xiang 4, ср.-кит. zjag, др.-кит. lhaŋ?{с Шицзина 47.1, 47.2) 'elephant, ivory'. Дати ровка по фонетике: изменение инициали lh в аффрикату указывает на Восточное Хань, т.е. заимствование произошло не ранее начала 3 в. н.э.; в памятниках и монгольском заимствовании отражена, видимо, возникшая уже в литературном языке контаминационная форма с аффиксоидом.

3. *čig 'китайский фут, мера около 33 см': др.-уйг. čigin tsunin 'на футы и дюймы' U II, Suv. 136.8, tört čig 'четыре фута' (размер картины) Suv. 544.5; ср.-уйг. čig 'тюркский локоть, около 2/3 обычного локтя' 240 МК; новое заимствование - тар. či ‘ера в 10 sun' < совр. кит. ch'i 'фут'. См. Cl. EDT 404. Чув. чике 'локоть (мера длины от локтя до конца среднего пальца)' Ашм. XV 195, Егоров 325 не имеет сюда отношения (вопреки Ras. VEWT 107ab), восходя к ПТ *čykan(ak) 'локоть, предплечье' СИГТЯ 1997, 249. Источник: кит. 尺 совр. chi 3, ср.-кит. спек, др.-кит. thiak 'фут (= 22.5 см), мерить в футах' Karlgren 0794 a. Фонетическая датировка — среднекитайский, следует думать о заимствовании в древнетюркский литературный язык.

4. kunčuj 'принцесса': рунич. (орхонский и енисейский), др.-уйг., МК, в современных языках — только тув. kunčug, тоф. bunsjuy 'свекровь' (в паре с beg 'свекор', ср.: в руническом тюркском и гражданском древнеуйгурском kunčuj обычно употребляется как 'жена бега'). Clauson EDT 635, ЭСТЯ 2000, 150, Шервашидзе 1989, № 36. По предположению Дж.Клосона, первоначально слово применялось к дочерям китайского императора, посылаемым в жены варварским правителям; в древнеуйгурском употребляется и просто как 'супруга, замужняя женщина'. Кит. 1) ^公 совр. gong 1, ср.-кит. киŋ, др.-кит. klöŋ (с Шицзина, где часто) 'clan head, Gong; palace, court' Karlgren 1173 a-f; 2) 主 совр. zhu3, ср.-кит. ей, др.-кит. to? 'person in charge, master' (ср. Восточно-ханьское *cwaf), Karlgren 0129a. По фонетике форма — среднекитайская. По-видимому, слово заимствовано в литературный древнетюркский (где ср.-кит. медиаль передана как дифтонг), а из языка тюркского или уйгурского каганата — в язык-предок тувинского и тофаларского (то есть, до 1150 г. — глоттохронологическая дата его распада), где оформилось стандартным аффиксоидом и получило дальнейшее семантическое развитие в рамках, по-видимому, обрядовой терминологии свойства (ср. в русской свадебной обрядовой терминологии “князь” и “княгиня” в значении “муж” и “жена”).

240 Метрическое значение мер типа фута — около 30 см; метрическое значение локтя в бассейне реки Хинчжоу - 45 см.
787

Средне-иранские заимствования, попадающие на обсуждаемую эпоху, связываются с восточно-иранскими языками — в первую очередь это согдийский как язык народа, чрезвычайно активно занимавшегося на этих территориях торговлей и миссионерством. Зарождение торговой системы согдийцев датируют 2 в. до н.э., с конца 4 до 7 века н.э. - время расцвета согдийской торговой империи, которая в это время была доминирующей силой в распространении китайских и индийских товаров на всю Центральную Азию. Интересно, что по данным историков, основной движущей силой Великого Шелкового Пути тогда были не просто согдийцы, а носители смешанной согдийско-тюркской культуры, часто выходцы из смешанных семей. К 10 в. согдийцы в основном вытесняются с торговых путей (см. рецензию М.Д.Бухарина на книгу: E. de la Vaissiere. Histoire des marchands sogdiens. Paris. 2002. -ВДИ №2, 2004, с. 224-228).

Согдийский и тюркский

а) “Литературные” заимствования:

1. *axsam 'вечер': крх.-уйг. axsam МК, в новых языках - огуз., карлук., кар., кум., кбалк., каз., ккалп., кирг., то есть “южно-мусульманская” зона, в тат. ахшам 'молитва, совершаемая после захода солнца', скорее из тюрки (см. ЭСТЯ 1974, 207; вопреки EDT 96, нет в сев.-вост. языках): источником считается незасвидетельствованное согд. * axsam, восстанавливаемое на ос новании ср.-перс. sām 'вечер; ужин' < поздне-ав. xsafnya-, ср. согд. axsap 'night' Gharib 2093 < ав. a-xšapan Bartholomae 548. Из тюрк. заимствовано монг. asqun, asqan KWb 16, причем у Рамстедта с пометой-нуликом, что значит, что письм.-монг. форма реально не засвидетельствована и восстановлена из калм. asxm, скорее всего, новое заимствование из соседних кыпчакских языков.

2. Др.-уйг. amšu 'offerings' (to Buddha, TT VIII) || EDT 164. Клосон полагает заимствование из кит., но ср. согд. āmsā 'obedience, attention' Gharib 35 № 905. По-видимому, в конечном счете восходит к кит. ān 'знать, помнить', ср. ān shu 'быть хорошо информированным, знать, узнавать', но, учитывая значение тюрк. слова, следует предполагать заимствование через согдийское посредство (заимствовано из формы косв. падежа āmsi?).

3. baγyš 'подарок', в составе baγyš-la- 'дарить, наделять', с МК, KB, в этой фонетике в тур., аз., турк. baγyš-la-, гаг. баашла- 'дарить, посвящать' ; тат., башк. багыш-ла- 'посвящать, предназначать', кум., балк. багъышла-, ног. багысла-, ккалп. багышла-, каз. багышта- 'дарить, посвящать' (ср. бауыр 'печень'), кирг. багышта-, узб. bayis-la- 'id.', нуйг. beγiš-la- 'посвящать, предназначать', beγiš 'посвященное; мешочек с пшеницей нового урожая, хранящийся до следующего, якобы способствует получению обильных хлебов'; ср. также отдельные заимствования из новоперс. бахш. EDT 321-322, VEWT 56. В Сибири нет. В таком виде и значении - должно быть из согд. будд, bγš- 'дарить, наделять' Gharib 2593, Расторгуева - Эдельман 2: 47, 56 (существительное в тюрк. - обратное словообразование?), ср. пехлеви baxs-, хот.-сак. büşş- < ав. baxs- Bailey 300. По крайней мере в ногайской группе формы должны объясняться как литературное заимствование из тюрки (исконное g интервокальное должно было перейти в w или дать стяжение).
788

4. *tamu-g 'ад': с др.-уйг. маних., будд, tamu, крх.-уйг. tamu МК, QB, форма tamug первый раз появляется в стихе QB: iki ev jaratty bu xalqqa qamuγ / biri aty uemaq biriniŋ/ tamuγ (с передачей морфологических форм) 'он создал два жилища для всех этих народов, одного имя - рай, другого же - ад'; здесь синтаксически возможен винительный определенный падеж на -g, который, к тому же, рифмуется с предыдущей строкой. В Tfs уже Dat. tamug-ka, так же чат.; ст.-осм. tamu может быть фонетически рефлексом tamug. В новых языках: *tamu: алт., тел., шор. (Р), тув. tamy; *tamug: тат. tamug (явное заимствование из тюрки), башк. tamuq (также из тюрки), каз. (Р) tamyq (из тюр ки), узб., уйг. tamuγ. Чув. tamъk < кыпч. < тюрки. Тур. tamu, турк. tamu могут равновероятно восходить к обеим формам. TMN 2, 568-569, Федотов 2, 169-170, VEWT 460, EDT 503. Чув. > мар. тамык. Др.-уйг. заимств. в монг. tamu. Тюрк. заим. из иран., скорее всего, согд. tam (имя с /-основой, в форме вин. пад. - tmw) Gharib № 9588 (ср. еще хорезм. tam < авест. tVmah), производные прилагательные ('адский'): № 9591 tamik, № 9604 tamik, № 9605 tamenu. По-видимому, источником *tamu послужила форма вин. падежа, a *tamug - одно из λ-производных; приходится согласиться с предполо жением Клосона о заимствовании в разные тюркские диалекты разных форм. Кроме того, все сибирские формы могут быть монголизмами.

5. *uštmak 'рай' (народная этимология перестраивает его как имя по глаголу *иё- 'летать'): с MK иётак, QB, Tfs uštmax, иётак, позже только формы типа иётак. В новых языках: тур. иётак (по свидетельству Клосона, не представлено в османском 19 столетия, но введено младотурецкой реформой как якобы исконная замена арабизма Sanna), турк. иётах и иёта, кар. uemag, башк. диал. ogmaq, каз. (Р), кирг. иётак, узб., уйг. uemaq. В Сибири отсутствует. См. ЭСТЯ 1974, 614, EDT 257, TMN 2, 12. Заимствовано из согд. 'wstm'x, ustmax Gharib № 2008 < авест. vahistVm-ahum, букв, 'лучший мир', ср. ср.-перс. wahist, перс, bihist 'рай'.

6. Рунич., др.-уйг. ман., будд. symnu 'злой дух' EDT 868 < согд. smnw, хр. symnw Gharib № 9293, < ав. AngroF mainyü, пехл. Ahriman.

7. Др.-уйг. ман. b/pašyq 'гимн' EDT 378 < согд. p'šyk Gharib № 6515

8. Уйг. маних., будд, ajun 'жизнь, существование, мир; перерождение', МК 'мир' ('al-dunjā), = КБ, Tfs, IbnM, чаг. (Абушка), хорезм.-тюрк. (Кутб, Мухаббат-Намэ), позднее заменяется на араб, заимствование dunjā. Из согд. ažun [''žwn] 'child, existence, life' Gharib № 431. По свидетельству Клосона, в пореформенный совр. турецкий acun 'вселенная, мир, космос' попало по ошибке, в качестве исконно тюркского слова ради замены арабизма dünya (EDT 28, VEWT 33).
789

9. Крх.-уйг. eref 'bliss, happiness' КБ: Клосон (EDT 200) связывает с рядом форм в тюркских средневековых памятниках и современных тюркских языках. Но только формы из КБ могут восходить к согд. ryz/z 'хотеть, желать, требовать' Gharib № 8673, 8676, при неидеальном соотношении значений. Остальные связываемые с данной статьей EDT формы имеют, по-видимому, разное происхождение: МК, Tfs erine 'счастье, удовольствие; поворот судьбы', как предполагал Рясянен (VEWT 47), может быть связано (будучи нормальным отглагольным именем) с монг. *еп- 'искать, стремиться, хотеть, просить' (БАМРС 4,437); встречающиеся в ряде современных языков рефлексы *yrys 'счастье, удача', скорее всего, связаны с тюрк, глагольным корнем *уг-, см. ЭСТЯ 1974, 666-667, EDAL.

10. Др-уйг. будд. suburgan 'могила', МК 'курган, языческое кладбище' EDT 792 из согд. *zmry'n. Из уйг. заимствовано в монг. халха suvraga 'надгробная пирамида', из монг. в тув. suvurga, suurga 'башня, шпиль'. Этимология принадлежит В.Хеннингу (Transactions of the Philological society, London 1945, p.157).

11. Др.-уйг. маних. didim 'венец', крх.-уйг. didim 'венок невесты' МК. В новых языках нет. Из др.-уйг. заим. в монг.: письм.-монг. udim, халха titem 'корона; элемент графики: зубец с коронкой' БАМРС 3, 209. Из согд. δyδm < греч. διαδημα. EDT 456.

12. Др-уйг. будд. μιδικ 'мирянин' EDT 765 < согд. myδ'kk 'мирской' Gharib №5589.

13. Др.-уйг. будд. и маних., затем МК 777 nom 'закон, учение' из согд. nwm Gharib № 6138; согд. из сир. nwm, как манихейский термин. Ср. ср.-перс. namag 'книга, буква' (собственно иранское по происхождению) CPD 57. Из др.-уйг. заимствовано монг. nom: письм.-монг. nom, халха nom 'книга, учение', бур. nom 'книга; грамота', оттуда в тел. nom 'закон', тув. nom 'книга'.

14. Уйг. будд, üjек 'буква, иероглиф, слог', üzik, üsik, MK üjük 'буква, алфавит', куман. ušuq 'написание', ср.-кыпч. (Хоутсма) üšük'перо'. Очевидно, < согд. užak 'буква' ['wj'k] Gharib № 1893 (? < др.-кит. dzyiy, см. EDT 24, VEWT 525). Уйг. (?) > монг.: письм.-монг. üsüg, üjüg, халха üseg, üzeg 'буква, литера', 'перо для писания'. Новые языки: галт. üzük bieik 'монгольское письмо', тув. üjük 'буква' - очевидно из монг., возможно, отттуда же тур. диал. анат. üzük 'буква' EDT 24. Тат., башк. üjek 'слог', скорее всего, восходят к тюрки, т.е. языки унаследовали слово через литературную традицию.

15. Др-уйг. будд. kegde/kagda 'бумага' EDT 710. Из согд. k'γd' [kаγdа] Gharib № 4632. Неясным остается способ адаптации по ряду (долгие гласные в согд.!), но ср., возможно, согд. k'γdy'k [kаγdyak/-dek] 'бумажный' Gharib 4635. Cр. перс. kаγiδ. Ср. койб. kegde 'плотная бумага' Р - возможно, из монг., ср. халха хэгд 'сафьян с золотыми узорами' БАМРС 4, 204 (через “пергамен”?).

16. Др.-уйг. гражд. bun в bun sany 'базовое число' (в астрономическом контексте) EDT 347 < согд. bwn mrγ 'то же' Gharib № 2915 (само согд. выражение, видимо, основано на заимствовании из ср.-перс, ср. согд. bwn 'дыра, яма', ср.-перс. bun 'база, основание, дно' CPD 20, хсак. buna 'дно, глубина' Bailey 297).
790

17. Др.-уйг ман. и будд, čaxš'apet 'командир' EDT 412 < согд. čyšpδ, = парф. čγš'byδ из скр. siksapada Gharib № 3315.

18. *sandyγaè_: крх.-уйг. sanduwaè, sondylaè (МК), sanwaè (QB); ср.-уйг. sanduwaè (IbnM, Rbγ), sandylaè (IbnM); хрзм.-т. sanduwaè, zandawaè (ХШ); чат. sandalae, sandulae (Sangl.); кар. Κ., Τ., тат. диал. sanduγae, башк. handuγas', каз. sanduγas; алт. sandyγas, тел. sandyq. Значения: 'соловей' - в большинстве источников; 'жаворонок' - алт.; 'какая-то маленькая птичка' - варианты с -/- в крх.-уйг., ср.-уйг. и чат. См. VEWT 401, 436, EDT 837, ЭСТЯ 2003, 190-192 и цитированную там литературу. Слово представляет собой старое заимствование из согдийского znt'wč, букв, 'певец', ср. согд. znt'wčh 'mрγ''певчая птица' Gharib № 11362 znt'wčh 'певец') и целую серию синонимов, имеющих в своем составе zand 'песня' и сохранившихся в персидском: zand-xa:n, zand-va:f, zand-la:f и т.п. - см. Benveniste E. Mots voyageurs en Asie Centrale // JA CCXXXVI 1948, fasc. 2, 184. В ряде случаев оно подверглось народной этимологизации с попыткой выровнять морфемный состав слова по образцу тюркских производных имен. Возможно, тел. sandyk (обратное словообразование по отношению к расцененной как уменьшительное на - yas форме sandyγaš) послужило источником заимствования эвенк, сондоку:н 'птичка' ССТМЯ II 110, но скорее эвенк. слово следует связывать с монг. формами: ср. халха сонд 'разные виды овсянок', письм.-монг. sondi, возможно, связанные с др.-уйг. Похоже, что это еще один пример действительно раннего согд. заимствования не только в “литературный” язык (возможно, в праязык “остаточных” тюркских языков; впрочем вполне возможно, раздельного в разные диалекты) (In the name of the Attila's pra-pra-grandson Boyan-Chelbir “ Sandugach”, Gr. Sindilh, probably from Shan Talgau, the eponymyc Slav. Solovey, ruled 535-590, the nickname “ Sandugach” may be the word's first written record dated by 6th c. AD, among the Bulgar Huns. Both forms of his name, Sandugach and Boyan, were in the Bulgarian folklore, and were absorbed into the Rus Slavic folklore).

19. Др-уйг. мед. туškyč 'кошка' EDT 772. Эта древнеуйгурская форма (гапакс) вполне обоснованно считается заимствованием из согд. mwškyšč 'дикая кошка' (Gharib №5561: < *muša-kuštar, т.е. 'мышеубийца').

20. Др.-уйг. маних., будд, tarka, terke 'горький' (о боли) EDT 539 < согд. tarγ [trγ] Gharib 9643 'sharp, hard, fierce', ав. tiγra 'острый, горький', хсак. ttra- 'горький'. Неясна связь с этим согдийским заимствованием крх.-уйг. tarka, talka 'незрелый (плод)' МК, = перс, talx 'горький'.

21. ?? Др.-уйг. будд., христ., гражд., крх.-уйг. МК, QB, хор.-тюрк. (Огуз- каган) šük 'ш-ш-ш' EDT 867. Сохраняется в нуйг. По Benveniste JA 236, 2 (1948), с. 184, из согд. swk 'молчаливый, безмолвный' Gharib № 9352.

б) “Хозяйственно-экономические” заимствования:

22. ОТ *borè 'долг' см. ЭСТЯ 1978, 196-197 (ср.-кыпч. - KW, At-tuhfa, ср.-уйг. - Бор.ЛТ, IbnM, ср.-огуз. - Мел.АФ). СИГТЯ 1997, 338. Чув. диал. purъs 'долг' (Ашм. IX 305) не обязательно свидетельствует о пратюрк. характере слова, ср. тат. бурыч, башк. бурыс, пересчетом с которых может быть чув. форма. Остальные встречаемости — во всех огуз., кыпч., карлук. языках. В Сибири нет. <= согд. pwrc < *partu-č < *prti 'loan' Gharib 8202, cf. авест. pVrVθa- 'Strafe' Barth. 892. Как будто, единственная возможность этимологизации тюркского слова.
791

23. Крх. maraz 'наемный работник' гапакс МК EDT 772, из согд. maraz Gharib №5418 то же.

24. Др.-уйг. (будд.) kand, крх.-уйг. kand (МК, QB); ср.-кыпч. kent (KW 138), känt (Houts. 99, Abû H 45, Tel. 314); чаг. kend (Pav.C 489); ст.-осм. kend ( TS VI 412); тур.диал. kent (Aks.Gaz. 447), турк. kent; кум. gent; ккалп. känt; каз. устар. kent; узб. диал., уйг. диал. kant (Абд.Хор.Ш. 55); см. ЭСТЯ 1997, 44, EDT 728a; Doerf. III № 1705 (670); СИГТЯ 1997, 494. В Сибири не представлено. Семантика: 'село, селение' - ср.-кыпч. (Houts., AbûH), чаг., тур., диал., турк., кум., ккалп., узб. диал.; 'город' - др.-уйг., крх.-уйг. (по объяснениям МК, 'деревня' у огузов и 'провинциальный город' у прочих тюрок; в восточных провинциях город называется кап), ср.-кыпч. (KW), ст.- осм. (TS).

Тюрк. слово из восточно-иранского, представленного согдийским кпе 'город' Gharib 4770 (ягн. kant), хсак. kantha- 'город' Bailey 51, осет. kaent 'здание' Аб. 1, 579, пушту kandai 'квартал' (с уменьш. суфф.). Прочие иранские формы (ср.-перс. kand как часть топонимов, восточно-новоперс. kand 'деревня', белудж, kant топоним; также др.-инд. (Панини) kantha-), видимо, должны считаться восточно-иранскими заимствованиями, по культурно-историческим причинам, скорее всего, согдийскими. По-видимому, согдийское же происхождение должно быть принято для тюрк, слова (сакские заимствования в тюрк, языках устроены иначе, см. ниже).

25. Крх. beeküm 'порог, крытый вход', гапакс МК EDT 295, см. Doerf. 2 № 722. По Benveniste JA 236 из согд. ptšknp [patškanp] Gharib № 7925, ср. другие формы: хорезм. piekaba 'стена' Фрейман Хор. 104, арм patšgamb 'покой, зал' из ср.-перс. pdyšknb 'комната'; из др.-ир. *patiškamba, ср. авест. fraskmba 'балка, прихожая'. Bayley 413. Новоперс. bačkam (скорее всего, из тюрк.), paškam 'летний домик; вход, зал ожидания', последняя форма, видимо, сама из согд.

26. Крх. borduz 'огород' гапакс МК EDT 359. Видимо, из coгд. pardez 'сад' [p'rdyz] Gharib № 7103? Ср. ав. pari-daeza, перс. paliz > Ar. faliz; тадж. полиз 'бахча'. Нерегулярное отражение согд. а долгого как о может быть обусловлено слегка более поздним заимствованием из местного варианта согдийского?

27. Др.-уйг. *baγ 'сад' (первоначально 'виноградник', bag borluk парное слово в буддийском покаянном тексте; отметим, что второе слово сочетания, собственно 'виноградник', произведено от bor 'вино' ²⁴¹ с помощью суффикса Nominis loci, см. EDT 311, ДТС 77, итак, виноградник - чуждое явление для тюрок?), MК, QB, в новых языках - во всех потомках “общетюркского”, кроме сибирских (VEWT 55); но, собственно говоря, для огузских возможно сепаратное заимствование из новоперсидского. В чув. полукалька из тат. pax ulmi 'садовое яблоко' (тат. bag alma). Впрочем, тат. bag имеет помету “книжное”, так что, возможно, в северо-кыпч. заимствование пришло через литературный язык. Ново-перс, ср.-перс. или согд.? (пехлеви, согд. baγ Horn 39, Gharib № 2447, Расторгуева - Эдельман 2, 52).

241 Это слово (не сохранившееся за пределами тюркских средневековых литературных языков) обычно также считают заимствованием из ср.-перс. (см. EDT 354) bor, которое, однако, засвидетельствовано только в значении “рыжий” — см. CPD 19. Не является ли оно в действительности “булгарской" параллелью к общетюрк. *böza (ЭСГЯ 1978,173-175)? (This appear to be quite a word. from Türkic word for “bagasse” böza, Tat., Tobol. boza, Chuv. peraqa => New Greek τειπθρο and Hung sopro “bagasse”, and Türkic bor “wine” => Türkic baγ “vineyard” => Türkic baγ “garden” => Türkic baγcha “small garden”' => Türkic baγcha “melon and watermelon garden”, Chuv. pax “garden” and Sogd., Pehlevi, Middle Pers. and New Pers. baγ “garden” [Фасмер, 4, 315]).
792

28. Крх. baδič 'подпорка для виноградной лозы' гапакс MK, EDT 300, ср. нперс. wayij, тадж. wo'iš (эти формы определенно являются согдийским заимствованием, согд. слово должно быть производным, восходящим к ав. vaetay- 'лоза' Barth. 1314). Sogd. форма у Гариб не зафиксирована, но она была бы наиболее вероятным источником тюркского слова с фонетической точки зрения.

29. Крх. kenbe 'какое-то растение' гапакс MK (ганчакское), Cl. EDT 727: prob. Iranian. Ср. согд. kynp' *kenba, сак. kumba 'flax' Bailey 62 (< *kanaba, бродячее слово, в основном для конопли, подробно см. Bailey 51-52, Стебл.-Кам. НКР 63-64). Тюрк, форма соответствует практически точно согдийской по фонетическому облику.

30. Крх. zargunčmud 'тип базилика' гапакс MK, EDT 989, < согд. zrγwnč 'зеленый' + mwrt' 'myrtle' Gharib № 11402, 5535. См. Benv. JA 236, 2, с. 184.

31. Крх. čat 'источник' гапакс МК EDT 401 из согд. č't 'источник' Gharib 124, ср. хсак. tcаta 'озеро, лужа' Bailey 138, осет. cad 'озеро', ср.-перс. (зор. пехл.) čаh, н.-перс. čаh 'источник' (тюрк, форма точно соответствует согдийской по форме и значению).

32. *čykyr, *čykry 'механизм, использующий колесо: водоподъемное устройство, блок, колодезный ворот, прялка и пр.': с МК (čygry 'мельничное колесо, водяное колесо'; kök čygry 'небесный свод' EDT 410). Во многих языках - новоперсидское заимствование того же корня (čаrх). В данной фонетике слово должно быть из согд. сγ/хr 'круг, колесо' Gharib 3180 (< авест. čахrа-, см. иран. формы в Аб. 1, 288, Расторгуева - Эдельман 2, 248-250, что делает излишним предположение о заимствовании из индийского - Менгес ВЭ 182). Рефлексы согд. заимствования в новых языках: тур. čykryk 'мельничное колесо, водяное колесо', кар. К. чыгъырыкъ 'кольцо', тат. чыгыр 'блок, ворот, чигирь', ног. шыгыр 'катушка', каз. шыгыр 'ворот', ккалп. шыгыр 'чигирь', шыгыршы ('прибор для очистки семян хлопка', кирг. чыгырык 'ручная машина для очистки хлопка от семян; барашек; что-либо вращающееся в форме колеса', узб. чигир 'чигирь', чигири ('ворот, прокатный стан, машина для очистки хлопка', уйг. чигири( 'ворот'. TMN 3, 72, VEWT 108 (вопреки Рясянену, тел., галт. чыйра-, ног. шыйра-, каз. шира-, узб. чийла-, чийра- 'скручивать, ссучивать нитку', кирг. чыйрак 'скрученная нитка' - не к этому корню, ср. приведенные выше формы, см. EDAL, тюрк. *čyg- 'to tie up' ). В Сибири, таким образом, не отмечено.
793

Как видно из приведенного набора, согдийские заимствования в тюркских языках — это либо заимствования в древний литературный язык, откуда с литературной традицией они могли расходиться по другим языкам, либо местные заимствования в язык, распространенный в Восточном Туркестане и обозначаемый обычно как караханидско-тюркский, либо заимствования в “пра-центральный” язык (т.о., до 479 г. н.э.; таковым может считаться “соловей”), либо в пра-центральный и праогузский (как находившиеся на тот период в непосредственном контакте с согдийской торговой империей; таковыми могут считаться “чигирь”, возможно, “сад”, “город”, “долг”, “рай”, “ад”, “подарок”, “вечер”). Заимствованная лексика охватывает сферы земледельческой культуры, торгово-обменных отношений и религиозных понятий.

Среднеперсидский и тюркский

Среднеперсидский язык датируется как существовавший с 4 в. до н.э. по 7—8 вв. н.э.; реально представленные тексты, если не считать скудных данных монетных легенд 2 в. до н.э., хронологически коррелируют с периодом Сасанидского государства (224-661 гг. н.э.). Среднеперсидский являлся языком литургии восточной манихейской церкви, что во многом определяет характер заимствований.

а) Литературные заимствования (прежде всего из ср.-перс. в манихейский уйгурский):

1. Рунич. (с надписи Тоньюкука), уйг. ман. и будд, betkeei 'писец' EDT 304. В конечном счете из сир. petga 'табличка', из греч. πιθακιον. Слово не зафиксировано в ср.-перс. и согд., но по культурно-историческим соображениям скорее всего заимствовалось в тюрк, из ср.-перс.

2. Др-уйг. ман., будд, bekiz belgülüg 'ясно манифестированный' EDT 330. Из ср.-перс. рак, pakizag 'чистый' CPD 64, нперс. рак, pakizah 'чистый, невинный' < ав. pavaka- 'rein, klar'. He вполне ясна переднерядная адаптация в тюрк, при долгом a в ср.-перс, возможно, влияние -i- второго слога? Тох. В pakri 'clear, obvious', A pakar 'id.' Adams (с неясной этимологией), возможно, также может быть ср.-перс. заимствованием.

3. Др.-уйг. ман., будд, tarazug 'весы' EDT 554, из ср.-перс. tarazug 'весы; созвездие Весов' CPD 82. Крх.-уйг. поздн. tarazu 'весы' Tfs, 'созвездие Весов' IbnM, куман., ср.-кыпч., ср.-турк. tarazu 'весы' из новоперс. tarazi, в новых языках - огуз., карлук., кыпч. (ср. каз. Tarazy, кирг. Taraza 'созвездие Весов'), в Сибири не зафиксировано.

4. Уйг. будд., поздн. уйг. (14 в., кит.-уйг. словарик) najvašigi 'добрый дух' EDT 775; скорее из тох. A naivasik; но хор.-тюрк. (Огуз-Наме) nevšigi из ср.-перс. (оно же источник тох. формы) new waxšig. См. еще Bailey Indoiranica BSOAS XVIII, 1957.
794

5. *tan 'тело': в этой фонетической форме — в др.-тюрк. с Ырк Битиг, МК, Tfs, средне-кыпч. В новых языках не встречается. EDT 510 (“необычайно раннее иранское заимствование”). Новоперс. заимствование: хорезм.-тюрк. ten, тур., гаг., турк., кар. ten, тат., башк., ккалп., каз. tan, кирг. ten, узб. tan [tan], уйг. tan. VEWT 473. Источником др.-тюрк. (заметим, что только руническая запись в Ырк Битиг гарантирует прочтение заднерядного а, а не е) считают ср.-перс. tan, ср. также согд. tan- в tan-par 'тело' и прочих производных (Gharib 388); сак. ttani не может быть источником по значению ('кожа'). См. Аб. 3, 261, иначе Bailey 122.

Производное: *tene: узб. tana [tana], уйг. tena; чув. tu/ona, а) Ствол (дерева) - узб., уйг., чув.; б) стебель (растения) - уйг., чув.; в) тело, туловище, стан - узб., уйг.; г) лапка, ножка (птицы) - чув.; д) нога - чув. диал. Тюркские формы в основном могут быть новоперсидскими заимствованиями, ср. перс. ??? tend а) корпус, туловище; б) ствол (дерева). См. СИГТЯ 1997, 118. Проблему представляет чув. форма, которая должна фонетически восходить к пратюрк. tanag. Учитывая семантические расхождения, можно вопреки Федотов 2, 247 вернуться к этимологии Рясянена VEWT 461, отделяющего чув. и связывающего его с каз. taŋ, тел. taŋ 'задняя часть , бедро животного' (Since Chuvash word is a term necessary in animal husbandry, these Türko-Iranian contacts must have been before the 12th c. BC, i.e. before the Iranians ever existed, since the first Jungs/Hunyi/Xunyu/Xianxun that reached Shang were already fully formed nomadic pastoralists living on Meat and kymiss, who had ingrained meat carving terminology, andno need to learn about animal prodicts from the agricultural people).

6. Крх.-уйг. osparla- 'передавать, доверять' (караханидские декреты), далее в средневековых памятниках: Тефсир ospar-la-, yspar-la-, ysmar-la-, IbnM ysmarla-, хорезм.-тюрк. ysparla-, ср.-кыпч. ospurla-, ysmar-la-, ст.-осм. ysmarla- EDT 241-242. В новых языках тур., крым.-тат. (Ρ) ysmarla-. Слово-юридический термин явно распространялось через литературную традицию; источник - ср.-перс. awspar- (< *us- + par-) (> нперс. supаr-dan 'передавать, доверять') Horn № 97.

б) Торговое заимствование:

1. *bareun: др.-уйг. будд, bareyn, крх.-уйг. bareyn КБ, IbnM 'шелковая парча'; далее хорезм.-тюрк. bareyn (Нахдж ал-Фарадис), кыпч. словарь bareyn (Abû H.) то же, см. EDT 357—358 (с очевидно неверной тохарской этимологией); заимствовано (судя по времени и месту, а что касается венг. - и по фонетике, из дунайско-булгарского) в старослав. брачина, венг. bārsony. В новых яз.: чув. порзын 'шелковая ткань', из чув. (позднего волжско-булгарского?) заим. в рус. бурса 'персидская шелковая ткань' Фас. 1, 208—209 и в поволжские финноугорские языки: мар. порсын, парсын, удм. буртчин и др. (Федотов 1, 447); из ср.-перс. abrešom ['plyš(w)m, маних. 'bryšwn] 'шелк' CPD 4, перс. abrеšum < *abи-raiš- 'прясть', см. Аб. I 132, Цаболов 1 15—16; перс. заимствовано в том же значении 'шелк' во многие иранские языки. Новоперс. заимствовано в тур. ibiršim, ново-уйг. (Р: таранчи) äbrišin 'шелковый', ср. перс, berišem. Это слово формально может быть пратюркским заимствованием, связанным с ранними этапами действия Шелкового пути — действительно, уже при Сасанидах (с 224 г. н.э.) Персия получала в изобилии шелк-сырец, и в Сасанидской империи работали многочисленные мануфактуры по его обработке, и уже при Августе (27 г. до н.э. — 14 г. н.э.) шелк, по-видимому, через парфян, попадал в Рим. Другая возможность — предполагать некоторый слой “базарных” заимствований в раннебулгарском (подвергающихся фонетической адаптации) из центральноазиатских тюркских языков (The most ancient mentioning of the Caspian Huns is from the middle of the 2nd century AD by the ancient writer Dionisius Periegetes (wrote 117-138) in poetic composition "Description of the inhabited Earth" (Unns) living at the northwestern side of the Caspian Sea. His data about location of tribes is authentic and agrees with ancient eastern data. Claudius Ptolemy (160-180) noted Huns at the time of the Roman emperor Markus Aurelius. This data agrees with the archeological data (L.Yablonsky) about a new wave of the Huns in the Aral-Caspian basin that coincodes with the recent defeat of the Northern Huns in Central Asia. The Huns did not let the control of the Silk Road out of their hands, and the spread of the word “bareyn” to the Middle Persian, Finno=Ugrian, and Slavic languages should be attributed to the Huns, as asserted by A.V.Dubo. A.V.Dubo prudently does not comment on the phonetical feasibility of the fanciful *abи-raiš => abrеšum => berišem => *bareun => bareyn).
795

Новоперсидский и ранний тюркский

Начало существования новоперсидского языка датируется 9 веком н.э. Здесь мы рассматриваем такие новоперсидские по внешнему облику заимствования, которые фиксируются в памятниках древнетюркского периода, т.е. не позже караханидских. Можно видеть, что все эти заимствования либо носят узко-локальный характер, либо вошли в уже разделенные языки (соответственно, рефлексы в общем случае не позволяют восстановить закономерного прототипа, и форма, приводимая под звездочкой, носит чисто условный характер). Обращает на себя внимание сугубо хозяйственная тематика заимствований.

1. *akur 'конюшня, стойло'. Крх.-уйг. aqur 'конюшня' (МК, КБ); EDT 89, IM ахуr см. Ras.VEWT 10a, где это слово и его соответствия возводятся к персидскому источнику; см. еще Буд. I 19, Ρ I 133, но ДТС 49 <= ар.). СИГТЯ 1997, 527; чаг., осм., аз. axur, осм., кар. axyr, кум. axur, вост.-тюрк. aγur, таранчи oqur VEWT 10. Пехлеви āxwarr CPD 14, согд. 'xwyr = āxwer => 'γwyr Gharib 2130 'stable'; нперс. āxur 'хлев'. Скорее, слово заимствовано из новоперс, в уже разделенные языки “южно-мусульманской” зоны (That loanword from the New Persian is historical impossibility, since Kangars are known from the Herodotus' time as serving in the Persian currier service, Herodotus rendered their name as Angareion; Scythians served in Persian army; both had to introduce their horse terminology to the Sasanid Persians; another record long before the New Persian is the Greek myth abouth the Augean "stables", where “Aug” is clearly connected with the aqur for "stables" independently of the Sasanid Persian and New Persian, and is at least a millennium older then the Pehlevi record. The horse culture and the word has a clear direction Türkic => Persian, Türkic => Greek and Türkic => Armenian. The linguistical localization has to do with the ancient Kangar and its sphere of cultural influence rather then with the “South-Muslim Zone”, and the period is more then a millennium earlier).

2. *čögen 'клюшка': с МК čögen 'палка с загнутым кольцом, клюшка для поло', = ст.-осм. 14 в. EDT 416. В новых языках: тур. čögen. Из новоперс. čawgān 'то же'. VEWT 117. Имеется и неадаптированное заимствование из новоперс: тур. čevgān, узб. чавгон (The philological deduction conflicts with ethnological data: polo is known as a Türkic sport and entertainment connected with festivities, religious events, and weddings; nothing like that is associated with the Indo-Iranians, while peoples that survived calamities still practice the sport from Volga to Selenga; polo was a favorite entertainment of Türkic nobility, and still remains a favorite entertainment of British nobility, an inheritance from the European Huns).

3. МК kirit 'ключ' (гапакс). VEWT 271, EDT 738. В этой форме - кум. kirit 'ключ, замок', балк. kirit, ног. кирт 'замок', 'замок'. Более поздняя по первой фиксации форма - kilit Tfs, IM, Qutb. Эта форма встречается в новых языках (с некоторыми перестройками): тур., гаг. kilit, аз. kilid 'замок', турк. килт 'крючок, задвижка', кар. kilit 'замок, ключ', башк. kelV 'щеколда', каз. kilt, ккалп. gilt 'ключ', кирг. kilit 'ключ', узб. kalit 'ключ', нуйг. kiltang 'засов', сюг. gilig 'замок'. < нперс. kilid < араб, iqlid < греч. κλειδιον. На сибирские языки форма не распространяется (шор. kiliš 'ключ' из рус., тоф. hülûp-či 'замок' < рус. ключик Рас. ФиЛ 192 (с перестройкой под распространенное монг. суффиксальные образование на -bei), як. külüs 'замок' из рус). Форму с -r- Дж. Клосон пытается объяснить из согдийского (что не невероятно фонетически, ср. использование в согд. графемы /r/ для передачи иноязычного l - Среднеир. 414), но согдийская форма не зафиксирована, арабизм в согдийском маловероятен; возможно, прав М.Рясянен, предполагающий контаминационное воздействие на новоперсидское заимствование отглагольного kirit 'вход' (A.V.Dubo ignores the known fact that in early Middle Ages Bulgars were famous for mass production of locks supplying the whole North-Eatern Europe and on the South-Eastern trade roads. These locks are displayed in a number of archeological museums; to suspect that the terminology was borrowed from the Arabic, Persian, Greek, or Slavic is preposterous; the distribution of the word points to is Pra-Türkic roots; it should be noted that while the grain can't escape from its storage, the domesticated horse can, and a need for the latch and its name must have arose with the rise of the animal husbandry, ascending to the Sredni Stog animal husbandry-type cultures. That the Sogdian form was not recorded, vs. the spread of the word among Türkic languages points to its provenance).

4. Крх.-уйг. armut (MK), ср.-кыпч. armut (Kav.), арм.-кыпч. armut ~ armut' (Tryj. I 74); тур., гаг., аз. armud, турк. armyt, сал. armut ~ ārmut_; ктат., кар.К. armut, кум. harmut, ккалп. almurt, каз. almurt; кирг. almurut; узб. обл. olmurut, уйг. a(r)mut ~ уйг. Хот. amut (Мал.УНС 94) ~ уйг. диал. armut ~ amrud ~ āmut (Jarr. 26) 'груша'; в Сибири и в чувашском нет: из нперс. ???? āmrüd 'груша' Стебл.-Кам. 104, 107 (ПИЕ *ате1- 'фруктовое дерево, его плод', подробно см. Гамкрелидзе-Иванов 639-643, и наст, изд., выше, с. 783). “Усвоение слова происходило, вероятно, двумя путями (из двух источников?): первый (южные языки) - посредством закрепления формы с метатезой (*amrud > armut), второй (языки среднеазиатские) - появлением для благозвучия плавного l перед m (*amrud > almur(u)t)” - см. СИГТЯ 1997, 139 (The direction of borrowing is determined by discrete pattern of spread and penetration, a factor disregarded in some other cases, see for example p. 771; a difference between Siberian languages and Southern/Western languages serves as one of indicators; the divergence between Chuvash and other Itil/Kama languages is suspicious and may be illusive).
796

5. Позднедревнеуйг. tana 'кориандровое зерно', крх.-уйг. tana id. МК, ср.-кыпч. tana 'жемчужина'. EDT 515. Из перс. dāna. Ср. ср.-перс. dānag 'семя, зерно' CPD 24.

6. čekik МК 'жаворонок', ст.-осм. 15— 16 вв. čekik, čekük, осм. (Red.) čekik 'жаворонок' EDT 415 (без этимологии) - ср. ср.-перс. cakok [ckwk], но-воперс. cakok и cakawak 'жаворонок' CPD 21, имеющее иранские параллели: хорезмийское čкук 'маленькая птичка — род зяблика? синица?', ckwnk 'жаворонок', см. Расторгуева-Эдельман 2, 215. Очевидно, новоперсидское заимствование в разделенные языки (Without assessment of intra-family distribution, the direction of borrowing is presumptive).

7. merdek гапакс МК 'медвежонок, поросенок' EDT 772 (без этимологии) < новоперс. mardak 'уменьш. к “мужчина”, тадж. 'самец'. Локальное заимствование.

8. Ср.-уйг. baha 'цена' (Юг., в составе bahalyγ 'ценный'), ср.-кыпч. baha (KW 47) <= перс. ??? (ср. пехл. vahāk тж. — Horn № 242); слово отмечено в кыпчакских, карлукских и огузских языках (см., напр., Ras. VEWT 55b). При этом есть горноалт. bā, тув. bā, хак. пā 'цена, штраф', як. bā 'упрек' - и по-видимому, все они — обратные заимствования из монг. bā 'цена, штраф'. Чув. паха (naxa) 'дорогой, драгоценный' Федотов 1 392 - по фонетике очевидное заимствование из общетюрк., но не из тат. (тат. бэя (beya)), возможно, из башк. baha 'ценность, драгоценность'; или непосредственно из новоперс (It appears that Iranian word in Sasanid Persia was different, and in Pehlevi and Tajik they are borrowings, as indicated by Chuvash; this criteria was used by A.V.Dybo to locate pra-Türkic provenance).

Новоиндийские языки и ранний тюркский

Здесь мы также выбрали такие потенциальные новоиндийские заимствования, которые фиксируются в памятниках древнетюркского периода, т.е. не позже караханидских. Тематические области и географическое распространение лексем явно указывают, что мы имеем здесь дело с “базарными” заимствованиями, связанными с территориями, охваченными Шелковым путем. Наличие индийских колоний и факторий по Великому Шелковому пути отмечается уже в большом объеме во 2 в. н.э. (Восточный Туркестан 1992, с.78); правда, сохранившиеся письменные памятники с этих территорий — либо на санскрите, либо на северо-западном пракрите (нийя или гандхари; написаны письмом кхарошти). Начало же новоиндийского периода датируется 10, самое раннее - 9 в. н.э. (Masica C.P. The Indo-Aryan languages. Cambridge, 1991. Pp. 50-55, 472). Впрочем, эта датировка вряд ли может быть точной, поскольку ранний период новоиндийских языков очень плохо зафиксирован. Учитывая “базарную” специфику, можно ожидать, чтобы заимствования в тюркские языки происходили из разных новоиндийских диалектов, но, вероятно, более частыми должны быть заимствования северо-западного типа.
797

1. Крх.-уйг. čit 'вышитый шелк' EDT 402, см. TMN 3, 129, VEWT 103 (представлено в огузских (тур. čit, -ti, аз. čit, турк. čit, формы демонстрируют изначальную краткость гласного), кыпчакских, карлукских языках; в Сибири отсутствует: шор. форма шыт 'плотный (о материи)' - другое слово, восходящее к пратюрк. *čyt 'плетенка', см. VEWT 112) Как источник заимствования называют перс. čit 'ситец, бумажная набивная ткань', заимствованное из инд., в конечном счете из скр. citra 'пестрый' (ср. авест. čithra) (см. Аб. 1, 312, Цаболов 1, 241). Учитывая сугубо “торговый” характер заимствования, можно предположить, что ранние тюркские языки в Центральной Азии могли получить его и непосредственно из новоиндийских (как и нперс., судя по развитию сочетания -tr-), ср. хинди čit 'ситец', панджаби čit 'коленкор, миткаль' и под. Turner 261, что облегчает трактовку краткости гласного (персидская долгота обычно хорошо сохраняется при заимствовании в огузском) (Though cultural re-importations are ubiquitous courses of development, the pra-Türkic etymology “mesh, meshwork” indicates that it was a base for the consequent applications for Skr., Av. “motley” and later derivatives).

2. *mure 'черный перец', как будто, действительно обще- и даже пратюркское, с др.-уйг. mure, крх.-уйг. mure МК, позже с заменой т- > b- (поскольку в исконно тюркских словах начальное т- появляется в отдельных группах языков как позиционный вариант b-, распределенный в разных языках по разным правилам, непременно включающим, однако, наличие в последующей части слова носового согласного): чаг., ср.-кыпч., ст.-осм. bure, др.-булг. *burs, при заимствовании закономерно давшее венг. bors (Gomb.BTLU), закономерно и чув. pъrъs (заим. в мар. purys). В других новых языках - тур. bure 'омела' (mistletoe) (возможно, не сюда, а к bur- 'вить, плести'), турк. бурч, кар. бурч, кум., балк. бурч, тат. борыч, башк. boros, ног., ккалп. бурыш 'перец' - также регулярные рефлексы этой праформы. Карлукские (узб. mure, уйг. mu(r)č), центральные (кирг. мурч, галт. мырч) и сибирские (куманд. пырч, пурч, хак. мырс (саг.)) могут сохранять старое т-. Как источник заимствования называют согд. marc, maric 'перец'; ср. Gharib 5416: mr'ynck' = mareneka < санскр. marica id. Mayr. 2, 321 (заимствование, из мон-кхмерских? Или южно-драв. *mila-ku/cu DEDR 4867, как полагает Стеблин-Каменский?), ср. еще тох. В mranco Adams №2649, хсак. miremjsya. Реально форма, послужившая источником тюркской и других языков юго-востока Центральной Азии (тадж., дари mure, пушту mVre, mrVč, вершик. marc, maruc , кховар. mΛre, шина mārue), гораздо больше, чем на согдийскую, хотаносакскую, или тохарскую, похожа просто на новоиндийские и дардские формы: кашмири marie, marč, панджаби mare, mirč, западный пахари mire, хинди mire и пр. - Turner № 9875 (памир. формы типа ишкаш. m Vre, скорее всего, из узб. или кирг., или же из тадж. - см. Стебл.-Кам. НКР 74). Учитывая сугубо “торговый” характер заимствования, мы бы предложили считать, что тюркские языки заимствовали его не из среднеиранских, а из новоиндийских, причем все-таки после распада общетюркского (ср. сохранение т- ближе к географическому началу торгового прохождения по тюркской территории и устранение его на остальной территории), а удивительная закономерность соответствий обусловлена народной этимологией, связавшей заимствованное mure 'черный перец' и собственное bureak 'горох, вика, чечевица', как 'горошек', ср. чув. pъrsъ 'горох', булг. *bursag > вент. borsy, др.-уйг. bureak, турк. bureak, галт., шор. мырчак и др. - ЭСТЯ 1980, 275-276.
798

3. Крх.-уйг. tarmaz, turmuz 'огурец, корнишон' МК. Clauson 550: “Unless this is a l.-w. (loan-word) cognate to 2 turma it is prob. the Neg. Aor.Participle of tar-, lit. 'not branching'. В действительности tarmaz явное заимствование, ср. перс, , tarbuz 'арбуз, дыня' Стебл.-Кам. 79-80, в конечном счете из скр. trapusa, trapuşa 'огурец, колоквинт' к trpra- 'salzig, scharf (Иран. *trfra- с индоевропейской этимологией см. в Мауг. EWAIA I 665, 675). Тюркское слово по семантике ближе к скр., чем к перс; с другой стороны, для скр. слова приводимые Тернером более поздние формы выглядят как пракр. taüsa- n., маратхи tavse n. 'Cucumis sativus' Turner 5993, так что можно предположить “базарное” новоиндийское заимствование из каких-то северо-западных языков с рефлексацией сочетания tr- типа лахнда. Вариантность вокализма и назализация губного согласного позволяют обратить внимание еще на одно похожее индийское название бахчевого растения: скр. tumba- m. 'тыква Lagenaria vulgaris', с потомками в новоиндийских языках вроде хинди tomrā m. 'сушеная тыква' Turner 5868 (может быть, контаминация двух заимствований?). В новых тюркских языках видим только кирг. darbyz; узб. tarvuz, уйг. ta(r)vuz 'арбуз', которые заимствованы либо из новоперс, либо из монг. 'арбуз' (халха tarvas, калм. tarvas [tarvys]), заимствованного из перс, см. СИГТЯ 1997, 138.

4. Крх. bibli 'длинный перец', гапакс МК, EDT 282, в конечном счете восходит к скр. pippali (в Атхарва-Веде 'ягода', позже 'длинный перец'). Заимствовано из новоинд. формы, сходной с западным пахари pippli, хиндиpipli'a kind of long pepper' Turner № 8205.

5. Крх.-уйг. avjā FMK, ср.-уйг. ajwā (IbnM), ср.-кыпч. hajwā (AbûH, Kav.), чаг. ajwa (Sangl.); тур. ajva, гаг. ajva ~ hajva, аз. hejva; турк. hajva; ктат., кбалк. аjva, кум. hajva, тат., башк. аjva; хак., тув. аjva; чув. аjva 'айва', см. подробно СИГТЯ 1997, 137-138 (где специально отмечается: “Термин аjva в хакасский, тувинский и чувашский языки вошел явно из русского языка” (the role of Russian language for cultural innovations in Türkic languages is notoriously nonsensically overblown, though in modern world it is very true; in respect to fruits and vegetables it borders on ridiculous; possibly this Soviet-time innovation is just a patriotic lip service for the censors), EDT 268. Вопреки Дж.Клосону, иранский источник для слова отсутствует. Скорее всего заимствование из новоинд. форм типа: лакхимпурский диалект Авадхи abiya 'зеленое незрелое манго', ср. хинди ambuā 'мелкое манго', восходящих к пракрит. атbа-, атbауа- 'манго - дерево, плод', скр. āmra 'дерево манго' Turner № 1268.

6. gešür 'морковь' МК. По EDT 754, < нперс jazar (новоперсидское слово само из арабского, судя по начальному согласному). Другие фиксации: IbnM, в современных языках — кар. gešür, gesur, ккалп. gešir, тат. kišer, башк. kišer, турк. kešir. Тюркские слова восходят в конечном счете к скр. gārjara > пракр. gajjara-, кашмири gāz^ür^ü, хинди gājar, синдхи gājiro 'морковная ботва', gājara, Pl. gājaru 'морковь', пандж. gājjar, см. Turner № 4140, Стебл.-Кам. НКР 70. Из индийского заимствовано, в частности, афг. gāzəra, ставшее источником арабского слова, заимствованного в персидский. Видимо, и в тюркском также новоиндийское базарное заимствование, судя по разнобою в отношении звонкости-глухости, в разных языках заимствование находится на разной стадии адаптации, но единообразие формы по остальным параметрам указывает на единовременное заимствование из какого-то конкретного источника в один тюркский язык (тюркское койнэ караханидского периода?).
799

7. *sart 'купец, торговец': др.-уйг. маних. sart (EDT 846), крх.-уйг. sart (МК, QB); чат. sart 'горожанин-перс, не знающий тюркского языка' (Абуш.); ср.-кыпчак. sart 'горожанин, простонародье'; тур. диал. sart (DD III 1192), турк.диал. sart (ТДГДС 156). Räs.VEWT 405; Meng. TLP 172; Áàðò. II, 4.2, 527-529; СИГТЯ 2001, 336. Слово, конечно, не общетюркское. Заимствовано в конечном счете из санскр. sārtha, ср. согд. sārt Gharib 8726 'караван', парф. sārt тж. Видимо, действительно попало в тюрк. языки через среднеиранское посредство (единовременно, судя по единообразному развитию значения, и не из средне- и новоиндийских источников, судя по рефлексу сочетания -rt-) - как бродячее слово на рынках Центральной Азии.

8. kendük 'сосуд в виде большого кувшина для хранения муки и пр.' МК - ганчакское. EDT 729: из ср.-перс. *kandug, нперс. kandu 'большой глиняный сосуд для хранения зерна', араб, al-kandüj. По-видимому, ганчакское слово в действительности заимствовано из новоперс. и оформлено суффиксоидом. Остальные формы, приводимые в статье EDT, относятся к другой основе: kündüg 'кувшин' (IbnM), чат. kündüg 'кувшин, бутыль для воды; в перс. - большой кувшин для хранения пищи' Sangl. Ср. некоторые иранские формы (Стебл.-Кам. Вах. 217): йидга kunduk 'деревянная миска' = кховар kunduk 'чаша для молока'; ишк. kьndok 'глиняный чайник'. Сюда же явно относится тох. В kuntiske (n.[m.sg.]) 'little pot' (диминутив от неотмеченного в тох. B *kunti, ср. тох. A kunti 'pot', Adams № 976, считает заимствованием из буддийского хотано-сакского kundi. Сюда же и согд. kwnt'yk 'jug' < скр. kundi-ka Gharib 5026. Итак, мы имеем здесь два локальных слова (возможно, судя по значению, контаминировавших между собой), оба, по-видимому, из индийских источников, ср. для первого скр. kandu- 'iron cooking pot', пракрит. kamdu- (но не более поздние источники, так как там исчезает носовой согласный, как в кашмири koda) Turner 2726, для второго скр. kunpdpa-, -i- 'bowl, waterpot', пали kundi и пр. (скорее, не более позднее, чем ср.-инд., ср. временные рамки пратохарского и согдийского) Turner 3264. Конкретным источником второго тюрк. слова может быть и согдийский.
800

Межъязыковые контакты в раннесредневековом Синьцзяне (East Turkestan, or Uiguristan; )

Наконец, мы обнаруживаем довольно любопытную группу заимствований, характеризующую географически узко территорию Синьцзяна и прилетающие, а именно, это тюркские слова, засвидетельствованные в Средние века в Центральной Азии, гапаксы Махмуда Кашгарского или поздних древнеуйгурских памятников, не имеющие тюркской этимологии и рефлексов в живых тюркских языках. Такие слова вполне могут оказаться иранскими или тохарскими заимствованиями ²⁴². Действительно, среди них выделяются следующие категории.

Сакский ²⁴³ => тюркский

1. abamu др.-уйг. 'бесконечный' (Cl. 12: “no doubt a l.-w. (Indo-European?)”) - хсак. avama 'неизмеримый' (< pa-mā- 'мерить' < *pati-mā- Bailey 9, 213, с отрицанием а- , не из согд. (*ptm't) и не из парф. (pdm't); из всех возможных среднеиранских источников только хотано-сакский теряет в превербе -t-.

2. amary 'несколько', др.-уйг. маних. и будд., крх.-уйг. (Тефсир) (С1. 164: “unknown origine”, упоминает о сравнении А. фон Габен с ср.-перс. abārig 'some, a certain number of (реально - 'other' CPD 1), предполагая ср.-иран. *ahmara, хсак. ahumara 'incalculable, some'). Очевидно, заим. из хсак. a-hu-ma ra- 'бесчисленный' Bailey 14.

3. irvi МК 'индийское лекарство' (Cl. 198: “no doubt a l.-w., but there is no immediately obvious Sanskrit original”) - хсак. irhva 'цитрон' (type of Citrus) < *aluifva (к alu- 'горько') Bailey 34.

4. (?) bat МК 'загустевший сок давленого винограда, виноградное сусло' (С1. 296: ?) скорее всего, из хсак. bāta- 'молодое вино, сусло' < иран. *bātu- 'вино' Bailey 276, Kent 199 (из всех иранских форм, означающих в основном 'вино', ближе всего к тюрк, значение сакской формы 'сусло').

5. čo/uvy МК 'титул, получаемый человеком на две ступени ниже хакана в хотанской иерархии, = тюрк. yabgu' (Cl. 394: “a Khotanese word might be native Saka or corrupt Turkish; it is possible that this is a corruption of the word yabgu”) - хсак. şşau, Pl. ssuvanä 'официальный титул, противопоставленный rrund- 'царь', оппозиция примерно та же, что и между микенскими basileus 'правитель провинции' и wanax 'царь', < *xšāvan, от *xšā- 'владеть, править' Bailey 412; вокализм тюркской формы может указывать на хсак. косвенную основу как источник заимствования.

6. čowač MK 'царский зонт' (Cl. 395: “no doubt a l.-w., but of unknown origin”) - хсак. śāhauja 'зонт' < *sāyaèa- < *sk'ai- 'тень' Bailey 398.

7. ? čavju МК 'дерево с красным стволом и ветвями и горькими красными ягодами, растет в горах' (С1. 395: “prob. a l.-w.”) - хсак. sauve- 'род ююбы' (Zizyphus Juss.) (с уменьшительным суфф.?) < *saup- = Skr. kşupaka- 'куст' Bailey 405.

8. čeg МК 'хлопковая ткань полосатой расцветки' (С1. 413: “prob. a l.-w.”) - хсак. caiha 'кусок ткани' (в сложении thaura-caiha, 'тканая материя') < *caixa-, основа *kai- 'покрывать') Bailey 105, 150; TM формы: ороч. čеке, ульч. čеке, čекете, нан. čеке, маньчж. čекети 'бархат' (ССТМЯ 2, 419), - вряд ли могут быть алтайской параллелью к тюрк, форме, скорее производя впечатление бродячего слова (From the 200 BC, the Huns were main recepients, suppliers, and patrons of the Silk Road, they must have had a lexicon to address the goods; the silk bolts were a main concern and subject of discussions at all levels; the Huns' trade lexicon may have been Chinese, or that already existing along the Silk Road under suzerainity of Tokhars/Yuezhi; that lexicon would have had the bazaar-type circulation along the Silk Road, and leave its imprint not only on the languages of the desert oases, but also on the whole local commerce along the Silk Road belt. The Silk Road control persisted through all changes at the head of the Steppe Empire states, and the lexicon can be expected to outlive and outspread all of them; as recently as at the beginning of the 20th c. the local caravan trade existed from China and Manchuria to Middle Asia, carrying the needs of the day: tea from China and kerosine stoves from Russia. In the 21st c. the last vestiges of the Silk Road survived in Afganistan, now operated by trucks, but organized on the Silk Road principles).

242 Кроме того, среди гапаксов Махмуда Кашгарского много специфических китаизмов, но мы их здесь не будем рассматривать.
243 Г.Дерфер (TMN 2, 647) по поводу предположения о том, что слово *don 'одежда, халат' является заимствованием из хсак. thauna, замечает, что других сакских заимствований в тюркских языках не обнаружено. Как видно из последующего, он почти прав: хотя такие заимствования были, они “не прижились”.
801

9. čиг МК 'удача, выгода', čürle- 'получить выгоду от кого-л.', čürlet- 'заставить кого-л. стащить у кого-л. еще его собственность', čürlen- 'извлечь выгоду за чей-л. счет' (С1. 428: ?) - хсак. ssuru, suru 'добро' (Acc.Sg. от särā, sirā 'добро, благосостояние') Bailey 400-402; NB косвенную основу как источник заимствования.

10. čer МК 'al-waqt (время)' (в примере: “приходи в это время”, т.е. “сейчас”) (Cl. 427: ?) - хсак. tcira 'раз', draicira 'triguptam' 'три разà' <*skar- 'резать' Bailey 140.

11. (?) čuram МК 'выстрел легкой, далеко летящей стрелой', čuram oki 'такая стрела' (С1. 430: ?) - хсак. čudam 'мера длины, стадия?', < *čudāna- = Av. čarətu 'мера длины, стадия', < čar- 'обходить' Bailey 104. Ср. также Расторгуева - Эдельман 2, 230 (Mahmud Kashgari knew his native Kashgar language, and explained what he thought was Hotan Türkic word “čuram oki” without realization that the word was actually a non-Türkic Hotan composite word, consisting of an Indian “čudam” and a Türkic “oki/ok”).

12. kowue, kowuz МК 'симптомы одержимости демонами' (С1. 581: “prob. a crasis (vulgarism) of *>*kowguè, fr. kow-, meaning lit. smth. like “persecution”) - хсак. kauce 'помрачение, грех' (в буддийском тексте) < *sk'eud- Pok. 951-953, Bailey 65.

13. kasy МК 'деревянный загон для овец' (С1. 666: “Prob. a l.-w.”) - хсак. kāysu 'хижина, шалаш'. Ср. перс, kāz 'хижина', согд. Gharib 187 kāzāk, kāze 'домик, хижина' < *kaz- 'устраивать, строить' Bailey 59 - с точки зрения фонетического облика хсак. форма представляет собой лучший источник для тюркского слова (Since the nomadic Türks never stopped using corrals for the cattle, the word for corral predates the transition from the local husbandry to the nomadic husbandry, and, as the verb kaz/kur = Türkic “construct” indicates, is an ancient loanword into a number of independent languages, all with the same meaning, “corral”; A.V.Dybo calls this kind of lingua franka or internationalized words “bazaar” words. In case of animal husbandry lexicon, any suspected loanword into Türkic is ultimately suspected).

14. kevel at МК QB 'породистая быстрая лошадь' (С1. 689: “pec. to Xak.”). Ср. хсак. kaba 'лошадь (?)', во всех употреблениях - верховое животное, с такими эпитетами как 'превосходный', 'скакун'. Bailey 52: к лат. caballus, cabo, -onis, ср. также рус. кобыла, -la, -laka - стандартный уменьшительный суф. в хсак. (см. Среднеиранские языки, с. 304) (The Türkic word for “mare” with the root kob is prehistoric internationalized “bazaar” word, with uncounted derivatives in all borrowing languages, a la “caballero”; at is “horse” in Türkic. This word, and the word for corral, can be used to trace and to time the spread of the Kurgan Culture peoples and languages.).

15. kestem МК 'вечеринка с выпивкой, отличная от формального приема' (Cl. 749: “prob. a l.-w., cf. Tokh.B kästwer 'at night' - этимология тохарского слова, согласно Adams №946, неизвестна) - в качестве более вероятного источника ср. хсак. khäşta 'пьяный', *khäştam букв, 'устроенный ради питья' (< khays- 'пить' < *xašta- Bailey 72-73) (That the local Türks in the isolated oases of the Tarim basin and Taklamakan used local words is no wonder; it is the provenance of the local language that is signigicant, in this case apparently a Sogdian word).

16. suma МК 'проростки пшеницы или ячменя, материал для солода' (С1. 828: “prob. a Chinese phr., the -ma may be mai 'wheat'”) - хсак. suma 'мука', в примерах 'мука для закваски, дробленое зерно' Bailey 427, от хсак. sau-/su- 'дробить, тереть', ср. авест. suδuš 'зернотерка'.

17. (?) tim MK 'мех с вином' (Cl. 503: “prob. a l.-w. from Chinese tien 'shop, inn'”) - хсак. ttanä 'кожа', ttina 'в коже' Bailey 122, 127 (< иран. *tani-) (Leather bags for water must be a nesessary implement of the nomadic practices, constantly produced in every household, and should be on the level of the 100 “nomadic Swadesh” words. That is illustrated by the richness of the word for “bag” in Türkic).

18. (Известное хсак. заимствование): kemišge 'вышитый кашгарский войлок' MK (Cl. 724: “Dev. N. fr. kemiš- 'to trow away, abandon', lit. 'something laid down on the ground'”) - хсак. kamaišcä 'род покрывала, в основном разноцветного' (произв. от kam- 'покрывать') Bailey 52.
802

19. (?) (Известное хсак. заимствование): beekem MK 'вымпел из куска шелка или хвоста дикого быка' - хсак. baicakama 'ячий или конский хвост', вахан. bièkam id. (Cl. 295, Mgst. IIFL 2 516, Bailey 302, baica < *vaj- 'плести', kama < *kahama 'волосы', других иранских параллелей нет; ср. гипотезу о противоположном направлении заимствования в Стебл.-Кам. Вах. 96 (That all Türkic nomadic troops fought under horse tail standard is known from the European, Asian, and East Asian sources, the idea of a foreign borrowing is not realistic; it is the other way around, the descendents of Türkic standards are still used in military and heraldic fields).

20. zaranza 'шафран' MK (Cl. 989: “no doubt a l.-w., ? Sogdian”). Но ср. Bailey 347 ysarampjsa 'шафран' < *zaranèi, ср. перс. zarang, zirik 'carthamus tinctorius, из которого добывают красную краску'. Из хсак. ysar- 'быть красноватым', хсак. слово фонетически точно соответствует тюркскому (ys = [z]). (Согдийские лексические параллели отсутствуют; ср. согд. usparn 'шафран' Gharib 10586).

21. sytyr 'унция' поздн. др.-уйг. (> монг.). Вопреки С1. 802, скорее из хсак. sătira (Bailey 418), крорайн. satera, чем из согд. st'yr, Gharib 363 ster. Ср. тохар, satera 'унция' “from BHS satera-, itself ultimately from Greek stater” (Adams №3775).

22. (?) küji 'благовоние' поздн. др.-уйг. (> монг.). (Cl. 695: “no doubt a l.-w., ? Sogdian”; ср. küe 'сезам' Cl. 693: крх.-уйг., хорезм.-тюрк.). Ср. позднее хсак. kujsa 'сезам' (js = [dz]). Тюркское слово заимствовано в конечном счете из санскр. kunji 'Kümmel', но скорее в хсак. фонетике.

23. (?) tartar 'дикий голубь, перепелка, водяная курочка' MK, AbûH, Bulg.; совр. кирг. tartar 'коростель'. (Cl. 536: “an onomatopoeic”) - ср. с такой же редупликацией хсак. ttatara 'куропатка' Bailey 122, ср. согд. ttr'w, перс, taδarw, мидийск. (греч.) τεταρος 'куропатка', пушту tāru, с и.-е. этимологией *teter- Pok. 1079; хсак. форма ближе всего к тюркской (This case calls for a closer look because of Midian and Kirgiz coincidence; onomatopoeic is probably correct, but genetical connections shouldn't be casually dissmissed in lieu of examination).

24. kebez 'хлопковое семя' поздн. др.-уйг., крх.-уйг. МК, сохраняется до сих пор в тюркских языках региона: ново-уйгурском с диалектами, сарыг-югурском, узбекском. См. ЭСТЯ 1997, 13, Cl. 692. По фонетическому облику форма лучше всего из возможных источников соответствует хсак. kapаysa- 'cotton wool' Bailey 1966, 42. Ср. еще вах. kəbós 'вата, хлопок', шугн. čipАs, язг. Aəbés то же ²⁴⁴; вершик. γupás, буриш. gupΛs, тиб. kupās (Стебл.-Кам. Вах. 214). В регионе появляется явно как заимствование из новых индоарийских языков: ср. скр. karpāsa, пали kappāsa, кашм. kapas, непал. kapās, kabās, хинди kapās, в памирских языках - не позднее среднеиранской эпохи (Эдельман Геогр. 57-58), судя по палатализации начального к-, и, следовательно, из ср.-инд., см. Mgst. ESh 26. Ср. перс. karbās, тадж. karbos, очевидно, заимствованные иными путями.

244 Стебл.-Кам. НКР 53: “...памирские формы не могли быть заимствованы из тюркских языков (в которых представлены формы со вторым а кратким)”. С первой частью высказывания мы не спорим, посколько раннее заимствование обосновано памирской палатализацией, но тюрк. совершенно необязательно требует второго краткого гласного в форме-источнике, поскольку ее переднерядность может обеспечиваться внутритюркским сингармонизмом по переднему ряду гласной первого слога, восходящей к краткому а.
803

25. šatu 'лестница': др.-уйг. ман., крх.-уйг. šatu (QB), чат. šatu Sangl., др.-уйг. > относительно поздно зафиксированное монг. šatu(n) 'лестница' (Doerfer TMN 3, 317): письм.-монг. šatu(n) (L 754), ср.-монг. šatu (MA 407), халха šat(an), бурят. šata, калм. šatə, ордос. šatu, шира-юйг. šatə, KWb 351, MGCD 710 ²⁴⁵. В новых тюркских языках представлены тув. čada (< бурят.), нуйг. šaty/u, которое может быть как унаследованным, так и монголизмом.

Как и предполагает EDT 867, слово, по-видимому, заимствовано из сред-неиран. формы восточного типа *šatu < *sritā (*sr- > *s в хсак., согд., пушту, > s- в осет.; -и из винительного падежа? Ср. хсак., согд.). Следы источника заимствования в иранских языках: позднесак. šakye из *satV-ka Bailey 406, 511 как глосса к тюрк, catta [čatu, šatu]; в “Книге Замбасты” приставочное образование büşşäta f. < *abi-sritā. Ср. пушту šəl < sritā 'лестница', язг. xad < sritā , осет. aşinä 'лестница' < *ā-srin-, ses 'стена' < *sraiša, йидга afsinγo 'лестница' < *abi-śrinaka. Bailey 300, Абaev I 76, 3 113-114.

Два юго-восточных тюркских слова похожи на заимствования из каких-то восточно-иранских языков, при этом не совпадающих ни с одним зафиксированным среднеиранским языком:

1. üjme 'тутовая ягода' MK (= новоуйг. üjme) (Cl. 27: “the j suggests that it is an Iranian l.-w.”) = сарыкол. ыj ma, ůj та Стебл.-Кам. НКП 90 < *aizma-.

2. (?) ulyan 'съедобный корень пахучего растения' МК (С1. 154: “prob. a loan-word”) - язг. lang 'кориандр' Стебл.-Кам. НКП 75.

Тохарский => тюркский (i.e Kuchean oasis ~ Tokhar A and Turfanian/Arsi oasis ~ Tokhar B; no relation to the Tokhars)

1. oxaq МК 'сок раздавленных абрикосов, используемый как прохлади тельный напиток' (С1. 83: “prob. an Iranian l.-w.”) — очевидно, к тох. А, В око 'плод' Adams №656 < ПИЕ *og-_;

2. čanač МК 'женоподобный трусливый человек', čanačlik 'женоподобие, изнеженность', čanačla- 'приписывать кому-л. женоподобие' (С1. 425: ?) — ср. тох. A śna-spi adj. posess. 'femininus' Poucha 331, от säm 'женщина', тох. B śana Adams №3440 < ПИЕ *gwen-_;

3. jömerük kiši МК 'человек с мутными, слезящимися глазами' (Cl. 424: ?) - тох. A, B tsemp 'caerulius', A tsem-yok 'coloris caerulei', tsem-yokān asam 'caerulei oculi', по Адамсу 4140, ПИЕ; но скорее из среднекитайского chieng 'синий, голубой'). Интерпретация *čemjok плюс сингармонизм и замещение фонетически недопустимого сочетания звуков с помощью частого суффикса.

245 Вопреки EDAL, монг. формы следует исключить из алтайской этимологии EDAL 2024: ПАлт. *sit`o 'лестница, решетчатая стена': монг. *sita, ТМ *sitki 'стенка палатки' ССТМЯ 2, 99, кор. *satari 'лестница' Nam 282, KED 870, яп. *sitəmi 'навес, жалюзи' JLTT 528, см. Ram.SKE 217. Монг. слово выпадает по двум причинам: 1) довольно натянуто выглядит предположение о заимствовании из монг. в древнеуйгурском манихейском тексте; 2) фонетически невозможна реконструкция *sita для представленных монгольских форм, да и вообще реконструкция для них затруднительна: в реконструируемой праформе нужно иметь основания для a-перелома в первом слоге и одновременно для краткого и второго слога (достаточно хорошо засвидетельствованного формами из МА и ордосской); *situa должно было бы дать *šоto (ср. *činua 'волк'), *sitaγu дало бы *šutuu (ср. *sibaγun 'птица').
804

Общеизвестные тохарские заимствования:

4. lešp 'сопли': др.-уйг. (медицинские тексты), МК (С1. 764: < тох. А, В leüp тж. Aдамс 3046: < пракр.) (i.e. Prakit => Kucha and Turfan => Anc. Uigur);

5. karšy 'царский дворец': поздн. др-уйг., МК, QB, чаг., хорезм.-тюрк., но отсутствует в новых тюркских языках; тюрк. > монг. xarši. C1. 664: тюрк. < тох. B kercci (Aдамс 1046: < ИЕ *ghord/t-).

6. (?) ermeli MK 'быстрая лошадь': Cl. 232: cf. тох. B ramer_; Adams №2887: 'поспешно, быстро' < ПИЕ *drem- 'бежать' (provenance in Türkic languages?).

7. madar др.-уйг. 'чудовище' (нет по С1.; тюрк. > монг. madar) < тох. В mātar 'чудовище' или хсак. mādara- (нет у Bailey). Adams №2483: “TchA mātār and B mātar are both ultimately from BHS (Bactrian?) makara-, perhaps through the intermediary of Khotanese madara-”. О тюрк. заимствовании см. Rona-Tas ТЕ, 503.

8. nāg МК 'крокодил; циклический знак': С1. 776: из согд. nāg/k 'дракон', которое из скр. nāga 'большая змея'. Ср. однако тох. В nāk 'змея как циклический знак', nāge 'дракон' (как дух воды) Adams №1781, 1787. Согдийцам не очень-то свойственно измерение времени по животному циклу (см. Фрейман 1962 о согдийском календаре), так что здесь более вероятен тохаризм (Sogd. => Turfan => provenance in Türkic languages?).

Интересно, что контакты между синьцзянским (East Turkestan, i.e. Uigur) тюркским, хотано-сакским и тохарским “работали” во все стороны, о чем свидетельствует наличие и других направлений заимствований.

Тюркский —> сакский (Khotanian) (мы приводим только предположительные заимствования, не отмеченные в Bailey ²⁴⁶)

1. (??) Хсак. chā 'мера длины' Bailey 107 (сравнивается с хсак. chei 'ветка' < *chaša-), в действительности (по примерам) = кит. tşi 'foot' - Ср. монгор. DZā 'промежуток между большим и средним пальцами', т.е. “большая пядь”, эквивалент фута в китайской системе мер длины, из кит. (Сынин) tsa, кит. zhā 'пядь' SM 69, Ch-DWb II1262, № 7477 (среднекитайских источников слова не обнаружено). Этимология может быть обоснована при обнаружении среднетюркского источника, промежуточного между заимствованием из китайского и хсак. формой. Либо направление заимствования обратное (из иран. в кит.)?

246 Хорошо известен ряд тюркских заимствований в сакский (Hotanian); в основном это имена собственные, титулы и звания, названия одежды, кожаных изделий, пищи и под. Ср. также Hovdhaugen, с. 166, где утверждается, что тюркские слова в хотано-сакском являются не заимствованиями, а окказионализмами в связи с якобы слабым интересом к контакту с тюрками у саков; при этом в статье отсутствует ряд общеизвестных “бытовых” заимствований из тюркского в сакский, как yaragaka (< тюрк. yargak 'кожа'), yadama (< тюрк. yalma 'плащ') Bailey 258 и др.
805

2. (??) Хсак. kaşa 'пояс' Bailey 56 - Бейли относит к иранскому *kaša-. Полная этимология этого иранского слова следующая: ав. (j) kaša- m. 'под мышка' Bartholomae 461; сев.-зап. гилян. kəšə 'объятие', лур. бункаш, кашбун 'объятие' Жуковкий II133, талыш. кəш 'крыло, рука, рукав', кəшə 'грудь', кэшəбын 'подмышка', курд, курманджи к'ош f. 'перед человека от колен до поясницы' Бакаев, koš 'подол' Курдоев, сорани koš 'колени, пах', южн. ср.-перс. kaš, kеš 'бок, подмышка' Абрамян 169, зор. п. dast-kaš 'руки под мышками', н-перс. käš 'пах, подмышка, грудь, лоно, объятия', тадж. каш 'подмышка'; вост. хсак. kasa 'пояс', вах. kal 'объятия', kalbən 'бок, пазуха, подмышка' Пахалина Вах. 210, Гр. - Стебл.-Кам. 366, Mgst. IFL Π 525 ²⁴⁷, согд. p-kšy 'бок', ягноб. kapaš, kepaš < *pəkaš < *upa-kaša 'пазуха' Андреев-Пещерева 270; пушту kše 'в' Mgst. EPsh 72, йидга-мунджи avγuš 'пазуха, объятия' Mgst. IFL II 144, санглечи-ишкашими kašviš 'подмышка' Mgst. IFL II 400 (< перс.), шугн, bijuγ 'подмышка' < *api-kaša Зарубин 112, сарыкол. buxčo 'пазуха' Пахалина Сар. 29, бартанг. bijaw, bixčaw 'подмышка, пазуха' Соколова Барт. 89, 90. Но значение в хсак. выглядит изолированным среди прочих иранских значений, так что можно предложить тюркский источник для хсак. слова (как в ряде других случаев с названиями одежды в хсак.): тюрк. *kel-č 'пояс': др.-уйг. keš, МК keš 'пояс', кирг. kešene 'кушак', чув. kazan 'спина, позвоночник' VEWT 258, Cl. 752, Doerf. II 1697, ЭСТЯ 1997, 60-61. тюрк. основа имеет приемлемую алтайскую этимологию: ПАлт. *к'ёlе 'пояс, талия': ТМ *xelgece 'талия; промежуток' > эвенк, eŋene, эвен, eŋъn 'талия', elgъ 'промежуток', негид. eŋene 'талия', ульч. xeŋgi 'waist', орок. xeŋgeje 'подмышка' ССТМЯ 2, 446, 458; яп. *kəsi: др.-яп. kosi, ср.-яп. kosi, совр. kòshi JLTT 458. См. АПиПЯЯ 76, 289.

3. Хсак. sigä 'мера, употребляемая в связи с бычьими шкурами' Bailey 398 (“Possibly fr. base sai- 'cut'”) - из кит. через тюрк. (Räs. VEWT 107 ошибочно связывает с *čakanak 'предплечье') *čig 'китайский фут, мера около 33 см': др.- уйг. čigin tsunin 'в измерении футами и дюймами' U II, Suv. 136.8, tört čig '4 фута' (длина картины) Suv. 544.5; čig 'тюркский локоть, около двух третей обычного локтя' МК; нуйг. či 'мера в 10 sun' < кит. ch'i 'фут' < ch'iek. См. С1.404.

4. Хсак. simuşai 'ложка', как и н.-перс. čamčah 'деревянный черпак, ковш', Bailey 400 производит с помощью суфф. инструмента -uşaka, но от неизвестной основы; ср. Doerf. Ill 1121 - где из тюрк. *čöm-če 'ковш' (произв. от *čom-/*čöm- 'нырять, черпать'), МК čöтčе (огуз.), тур. čöтče, аз. čöтčä, кар., балк, čömüč, кум. čотиč, тат. čümeč, башк. sümes, каз., ног., ккалп. šömiš, кирг. čömüč, узб. čomič, нуйг. čömüč, хак. somnax (< *čomčaq), сюг. čomyš (Малов ЯЖУ). См. VEWT 115, Doerf. 3, 95-99, Cl. 422, Егоров 319. Ср. также čат-čак/čат-čу- 'большая ложка' (VEWT 98; < *čот-čак?). Глагол *čот- /*čöm- 'нырять, черпать' имеет алтайскую этимологию: ПАлт. *šоmo- 'id.', монг. *čоти 'черпак' KWb 431, Lessing 197, TM *šom- 'черпать' ССТМЯ 2, 406, 414, 429, кор. *sam- 'глотать, проникать', ср.-кор. samski-, samas-, sāmаčh- Nam 287, 293, KED 874, 905, яп. *səma- 'погружать, красить': др.-яп. soma-, ср.-яп. sóma-, совр. sòme- JLTT 755.

247 Моргенстьерне полагает, что ваханская форма заимствована из незафиксированного сан-глечского, как и перс. диал. kalk 'side under armpit'.
806

5. (?) Хсак. tadrrvā Bailey 102 'кросна, основа (?)' в следующем контексте: tta bura pvaicai cu ttadrvā bāstadu padāmysa padāya pvaica tsvā sā 'these so many pvaica-coverings which we had drawn upon the looms(?), in the first way one pvaica-covering came' KT II 76, 3-4. Бейли производит хсак. слово из *tantra, скр. tantra 'кросна, основа', но семантика здесь не слишком убедительна. Покрьшка pvaica появляется неоднократно в сочетаниях типа: yaragaka να pvaica 'покрьшжа для yargak' (где yaragaka < тюрк, yargak 'шкура'), siyam pvaicām jsa jsā yadama 'yalma с белыми покрышками' (yadama < тюрк, yalma 'плащ') Bailey 258, ср. там же ряд контекстов с тюркскими заимствованиями. Можно предположить, что ttadrvā - это тюрк, tatyrga МК1489 (гапакс - С1. 460) 'белая дубленая кожа' (араб, al-qadam 'белый пергамен, кожаная скатерть'), по-видимому, к tart- 'растягивать', ср. другое образование из области кожевенной терминологии: tartqa/y 'скребок для обработки кожи' СИГТЯ 1997, 361. (К фонетическому облику хсак. слова ср. хсак. anahid ipabhutti в соответствии с тюрк. ayag-alpaγut Bailey JRAS 1939) (“кросна” = manual loom with started work).

6. Хсак. ttila 'нить, проволока' Bailey 129. Этимология, предложенная Бейли: *tela < *tarθrya. Тюрк, формы (*tel: МК tili 'бич', тур. tel, аз. tel, турк. til 'проволока, струна', чув. tal 'прядь' VEWT 471, С1. 491) Бейли считал иранизмами, ср. нперс, курд., осет. tel. Hnepc. tār < *tarθra (фонетически tār : tel = груз, bari 'лопата' < иран. *barθra : нперс. bel < *barθva); ср. также герм.: англ. thread, нем. Draht. Тем не менее, прямые параллели хсак. форме отсутствуют (см. Абаев 3, 288, об осет. форме: она не представляет рефлекса праиранского состояния и скорее является заимствованием, то же верно относительно курд, формы); таким образом, наоборот, тюрк. слово (будучи пратюркским, ср. существование чувашской параллели) может быть источником хсак. и других иранских форм. Тюркское слово имеет алтайскую этимологию: ПАлт. *telu 'тетива; растягивать', монг. *tele- 'растягивать, распяливать (кожи, одежду)', письм.-монг. tele-, teli- (Lessing 797), халха tele-, бурят, telür 'носилки; пяло', калм. tel-, ордос. tele-, монгор. terge- (SM 418), см. KWb 390; TM *tel-: эвенк. telbe- 'настораживать (самострел)', telge- 'свежевать, разделывать тушу', эвен, telgъ-, негид. telge-, ороч, tegge-, удэйск. tegesi-, ульч. telzei- 'свежевать, разделывать тушу', орок. telde- 'свежевать, разделывать тушу', telbe 'распорка', нанайск. telgeei- 'свежевать, разделывать тушу', см. ССТМЯ 2, 231; яп. *turu 'тетива': др.-яп. turu, ср.-яп. tsúrù, совр. tsurú, см. JLTT 557 (This is a most amazing tracing of the Proto-Altaic *telu “bowstring, to stretch” spread into nearly every existing Eurasiatic language: English “thread”, German “Draht”, Mongolian “tele”, Hotan “ttila”, New Persian “tel”, Kurdish “tel”, Ossetian “tel”, Khalka “tele”, Buryat “telür”, Kalmyk “tel-”, Evenk “telbe-”, Japanese “turu/tsurú”, etc.).

7. Хсак. yola- 'ложь, лживость', Бейли (Bailey 343) полагает, что тюрк. yablaq 'зло' и тох. В yolo 'плохой, злой' заимствованы из этого хсак. слова. Однако предлагаемая им иранская этимология не слишком убедительна (из *i-dab-ala- < *vi-dab-ala- с постулированием диалектного развития). Относительно тох. см. Adams №2808 (тох. слово исконно и заимствовано в сакский). В действительности как тюркское, так и тохарское слова семантически слишком далеки от сакского. Мы бы предположили другой источник для хсак. yola- 'ложь, лживость': тюрк. yala 'клевета, ложное обвинение', фиксируется с др.-уйг., см. МК, С1. 918-919, VEWT 181, 183, ЭСТЯ 1989, 87, 91-92. Тюрк. > монг. jala (KWb 214). Эта тюркская основа, представленная во всех тюркских группах, кроме булгарской, также имеет алтайскую этимологию: ПАлт. *žela- 'обманывать', монг. *žali 'обманывать', письм.-монг. žali (Lessing 1031: žali 'trick, cunning'), халха ”zali-, бурят. zal'xaj 'распутный', калм. zälə 'хитрость, коварство', zal'xä 'хитрый', дагур. želleg 'хитрый' KWb 465, 470, MGCD 427 (монг. > маньчж. žali (см. Doerf. MT 138, Rozycki 120), ойрот. jalaq); TM *žele-, эвенк. želum, эвен, želъm, негид. želum 'тайный', ульч. žele(n), орок. žele(n), нан. žele, маньчж. žele 'ложь, обман' ССТМЯ 1, 284 (Ogur žela/yala => Oguz ela/ala/elag/alag => Germanic Lüge/Lage/liegen/lügen => English lie/to lie; Ogur = Proto-Altaic).
807

Тохарский —> сакский (Amazingly, neither “Tokharian” is Tokharian, nor “Saka” is Saka, but these are the misleading euphemisms of the modern Indo-European “philological science”, distinct from the sciences where things are called with what they are. The right title reads “Kuchean/Tarim —> Khotan”, i.e. common elements within the Tarim/Taklamakan basin)

1. Интересно хсак. рика 'локоть' (Bailey 242: к иран. *рапк- 'протыкать' и греч. ηνγών 'локоть' - в действительности последнее является производным от названия кулака, обозначая меру длины от локтевого сгиба до кисти руки, сжатой в кулак). Очевидным образом заимствовано из тох. A poke, B pokai 'предплечье, локоть' (= скр. bahu-, ав. bazu- < ПИЕ *bhāg'hu-), см. Adams №2191.

2. Хсак. krngga 'петух' < тох. В kranko 'цыпленок' Adams №1129 (< ПИЕ *krek- 'издавать громкие звуки') - Бейли (Bailey 64) считает хсак. слово исконным, но другие иранские формы (ав. kahrka-, зор. п. kark, нперс. kark 'петух', ванеци čirag, пушту čirg, язгулям. k'arj, вах. kerk 'курица', шугн, čuš 'петух', čaš 'курица') не содержат носового (Apparently, the sedentary agricultural Indo-Iranians who settled in the oases of the Tarim/Taklamakan basin did not need to borrow from their nomadic neighbors for their sedentary-specific lexicon, so no common points with the Ogur, Oguz, or any other variety of Proto-Altaic or Türkic languages).

Сакский —> тохарский (The right title reads “Khotan —> Kuchean/Tarim”, i.e. common elements within the Tarim/Taklamakan basin)

В словаре Адамса около 100 таких заимствований, часто индийских через сакский.

Тюркский —> тохарский (The right title reads “Türkic —> Kuchean/Tarim”)

В тох. В известен ряд тюркских (уйгурских) личных имен и титулов, например, ārslam 'Арслан' Adams №9, ālp Adams №375, er Adams №582, el Adams №600, tārhkāne Adams №1526. Приведем здесь нарицательные слова, которые можно интерпретировать как тюркские заимствования уже в тохарский B, после его отделения от тохарского А (After Tarim basin oases accumulated enough changes to be different from the morphed Kucha oasis vernacular. There is no evidence that Kuchean and Arsi oases ever spoke a common language; they might be as close as a borsch and potato salad, both made with the same potatos, but with different other ingridients and processed differently. The family tree model's “separation” may be an illusory consequence of the model that A.V.Dybo dismissed from the start).

1. Тох. B iprer, eprer, A eprer 'небо, воздух, небосвод' Pouha 40, Adams №568 (“Further relations are unknown. Certainly not ... from PIE *per- 'point'. Other proposed connections, a borrowing from Middle Iranian abra- ` cloud,' or a relationship with Breton ebr 'heaven' founder either phonologically or morphologically (whence the final -r·?), or both”). Действительно, предполагаемый индоевропейский источник тох. В iprer - *nbh-ro-, нулевая ступень от *nebh- 'небо, облако': скр. abhrā-, ав. avra- 'облако', греч. aphrys 'пена', лат. imber 'дождь' Pokorny 316; но нормальный рефлекс *п в тохарском - *än > A än, В an (Бурлак 123), и обе тохарские формы не могут быть возведены к этому ПИЕ корню; более того, соответствия гласных между формами тохарского А и В не позволяют реконструировать общую пратохарскую форму, так что одну из них следует считать заимствованной (это может быть литературное заимствование из А в В или употребление живой формы из В писцом, создающим текст на мертвом языке А). Таким образом, тохарские формы не имеют индоевропейской этимологии и не восходят к пра-тохарскому состоянию. Но в тюркском имеется *ebren 'купол, небосвод, небо' > МК evren 'купол', QB evren 'небо, небосвод', совр. турецкий evren 'небосвод, мир' С1. 13-14 (частично контаминировано, но, вопреки Клосону, не родственно тюрк. *ebren 'змея, дракон', имеющему алтайскую этимологию - см. EDAL 1605), очевидно производное от *ebür- 'вращаться', EDT 14, VEWT 34, ЭСТЯ 1974, 498-500, Егоров 20. Тохарские формы могут быть заимствованы из тюркского с заменой суффикса.
808

2. (?) Тох. B kakwār 'какая-то еда' Adams №743 (“Etymology unknown”) = тюрк, kagur- 'жарить' с производными типа *kagur-ma, *kagur-dak и под. - все названия видов жареной пищи - см. ЭСТЯ 1997, 175-177, С1. 612;

3. Тох. B kwaspo 'деревня' Adams №1217 (“Etymology uncertain”, предлагавшаяся связь с иначе изолированным прагерм. *husa- 'дом' фонетически неточна). Ср. тюрк. *kol' > *koš 'хижина, поселение': крх.-тюрк. qoš 'семья' (Tfs), чат. qoš 'лагерь, поселение' (Pav.C), 'дом, жилище' (Sangl.), турк. Goš 'стоянка', тат. quš 'хижина', балк. qoš 'становище', кум. qoš 'шалаш', каз., ног., ккалп. qos 'палатка', кирг. qoš 'лагерь, стоянка', тув. qoš 'караван', чув. xüžə 'хижина', як. xos 'комната', см. VEWT 283, EDT 670, СИГТЯ 1997, 491–492, Федотов 2, 375-376, ЭСТЯ 2000, 90-94. Тюрк. > письм.-монг. qos, калм. xoš (KWb 189), письм.-монг. qosi-lig (Clark 1980, 42). Корень смешивается с *Кol' 'пара, соединение', но, по-видимому, их следует различать. У слова есть ТМ параллель *kuli-, *kuli-ti- 'огораживать' ССТМЯ 1, 428-429, восходящая, видимо, к ПАлт. *kul'o 'огороженное место' EDAL 913. Гипотеза о заимствовании тюрк, слова из тох. koşkiye 'хижина' (которое само заимствовано из иранского, см. 1101) обсуждается в Reinhart 1990, при ее принятии необъяснимо отсутствие -к- в тюркской форме.

4. (?) Тох. В pale 'обозначение какого-то домашнего слуги', пример: “Тогда Пурохита спросил его: “Скажи мне, pala, не будет ли принц ...” (Adams №1972: “Etymology unknown”). Решением проблемы может быть, если мы предположим развитие 'ребенок' > 'слуга', которое, по крайней мере, не является невозможным (ср. др.-рус. čaga 'рабыня' < тюрк, čaga 'ребенок' Менгес ВЭ 170); тогда тохарская форма может быть либо заимствованием из тюрк.*bāla 'ребенок, детеныш' (в др.-тюрк. зафиксировано только 'детеныш животного', но ср. алтайские соответствия: монг.*baleir 'младенец', TM *baldi- 'родить, родиться', яп. *barapa(i) 'ребенок' АПиПЯЯ 289), либо из скр. bālā- 'ребенок' (Sanskrit and Ancient Türkic share the 100 Swadesh word “child”).

5. (?) Тох. В peşke 'топленое масло (как компонент лекарства)' (Adams №2180: “Probably a borrowing from some Middle Iranian source. Compare Modern Persian maske 'fresh butter' (Menges, 1965:131, VW:637)”). Ново-персидское maske (заимствованное в чаг. meske - Pav.C. 499, ср. также Буд. I 231, - узб. maska), возможно, является восточно-иранским заимствованием, производным от глагола *miš- 'смешивать, сбивать', осет. misyn, ягноб. mušin 'пахта' (Абаев II 123, Bailey 290), скр. mikş-, индоиран. < ПИЕ *mikş- (Mayrhofer 373). Заимствование тохарской формы с р- из формы с т- кажется сомнительным. При этом ср. тюрк. *bil'či- > *biši- 'перемешивать, сбивать (молоко, масло)': турк. pišek 'мутовка', pišek-le- 'пахтать', тат. peš- 'пахтать' (Тумашева Себер 180), башк. beše- 'сбивать; бить', beškək 'мутовка', каз. piš- 'пахтать', ног. piskek 'мутовка', ккалп. pis-; piskek 'большая мутовка', кирг. byš-/biš-; biškek 'мутовка для сбивания кумыса', узб. piškak 'мутовка для пахтания', чув. pəzer- 'бить, ударять', як., долг, bis- 'мазать'. См. ЭСТЯ 1978, 309-310, Stachowski 61, Ашм. X, 241-242. Возможная алт. этимология: ПАлт. *bile'i- 'смешивать, месить', монг. *bilea- 'становиться плоским и мокрым; обмазывать' KWb 45, (? >) маньчж. bilea- 'месить тесто; клеить' ССТМЯ 1, 83, кор. *pič- 'перемешивать, заваривать', ср.-кор. *pič-, совр. кор. pit-[pie-] Liu 417, KED 864; яп. *pisipə 'род, бобового соуса; соленое мясо или рыба', др.-яп. p(j)isip(w)o, cр.-яп. fisifo JLTT 409, см. ED AL 128. Источником заимствования в тох. В должно было быть производное на -ке. Сюда же может относиться и хсак. biši 'пахта' (Bailey 290 возводит его к вышеприведенным иранским формам, но тогда b- и -s- нуждаются в специальном объяснении. Начальное b- < *т- в хсак. нерегулярно, другой пример такого развития - biysma 'моча' (Bailey 287) < *miz-, но здесь оно, по-видимому, диссимилятивное - ср. miysai 'моча' (Bailey 332). Срединное -s- Бейли объясняет из *-xš-, но нормальный рефлекс здесь -s-, см. Среднеиранские языки 247, ср. хсак. has- 'сообщать' < *-eğ-s- (Bailey 472). Итак, хсак. форма может быть заимствована или, по крайней мере, контаминирована с заимствованием из тюркского (It appears that the clear Modern Iranian borrowing from Japanese/ Korean/ Altaic/ Mongolian/ Türkic that Bailey holds as a primeval word is passed by without even noticing the oddity that the Modern Iranian, which reputedly belongs to the Indo-European family of languages, shares lexicon with such far-flung and contact-less languages as possible isolates Korean and Japanese. We need to put on specially designed Bailey blinds to hold Iranian as primeval and everybody else as trailing).
809

6. (??) Тох. В miye 'какой-то масличный плод?' = dimin, miyaske (Adams №2552: ?). Контекст, позволяющий судить о значении слова, следующий: [wsā re nek]cy[e]ne cwi miye paşkārro 'они давали ему на ночь miye paşkārro'. Paşkārro - предположительно 'льняное семя' (Adams №1978). Тогда можно предположить, что miye - также лекарственное растение, и хорошим сравнением для него может быть тюркское слово со значением 'солодка; лебеда' *bynan: чаг. bijan, CCum. bujan, тур. bojan, mejan, аз. bijan, турк. bujan, тат.диал. myja, каз., ног. myja, ккалп. bojan, кирг. myja, узб. mija, нуйг. buja, чув. majan Егоров 131. Тюрк. > калм. bujā 'солодка'. Это слово, видимо, восходит к ПАлт. mina 'вид травянистого растения' вместе с кор. *minari 'сельдерей, петрушка'.

7. Тох. B tsaipau 'штукатурка' Adams №41150 (“Etymology unknown”) - ср. тюрк. *čap- 'штукатурить, обмазывать': крх.-уйг. čap- (MK), узб. čapi-, нуйг. čap-li-, кирг. čap-ta-, кум. (aq) čap- 'белить, штукатурить', тув. čap-ta- 'поливать водой и трамбовать (землю)', чув. sop- 'заворачивать пирог'. VEWT 99, EDT 394, Ашм. XII, 248 (восходит к ПАлт. *č'ар'а 'клей, глина' вместе с монг. *čabaγ(u) 'рыбий клей', ТМ *čapa 'рыбья икра; белая глина' — см. EDAL). Источником тохарской В формы могло бы быть стандартное отглагольное производное *čapagu.

Приведенные группы заимствований, происходивших во всех направлениях и в разнообразных семантических областях, явно демонстрируют ситуацию трехязычных контактов, которые должны были происходить на уровне активного бытового общения, каковая ситуация может быть датирована 7-9 веками н.э.
810

СРЕДНЕТЮРКСКАЯ ЭПОХА

Этот период мы комментируем в самых общих чертах, так как по большей части основные моменты уже были освещены в предшествующей книге нашего издания, “Региональные реконструкции”. Существенно, что ни одно из глоттохронологических древ не отражает узла, который можно было бы связывать с карлукской группой языков. Действительно, как мы пытались показать в первом разделе книги, основные фонетические и морфонологические изоглоссы, объединяющие карлукскую группу, оказываются вторичными. Наиболее вероятно существование на каком-то этапе карлукско-кыпчакской общности, связанной несколькими общими фонетическими и морфонологическими процессами. Впоследствии, после разделения языков, но при сохранении ситуации диалектной непрерывности, часть инноваций накрывала огузские языки вместе с кыпчакскими, но соответствующие процессы нельзя считать генетически тождественными.

Дальнейшее развитие карлукско-кыпчакского древа демонстрирует также некоторые любопытные корреляции с историческими фактами. Например, две подгруппы, первыми отделившиеся от остальных, это кавказские кыпчаки (780 г.) и караимы (900 г.), что довольно хорошо соответствует двум волнам проникновения кыпчаков в Восточную Европу. Распад караимов на тракайско-галичскую ветвь с одной стороны и крымскую с другой датируется 1220 г., что поразительно точно совпадает с датой монгольского проникновения в южнорусские степи (1223 г.), когда половцы потерпели поражение и бежали частично на юг, а частично на восток (на будущую территорию Литовской Руси). По-видимому, с монгольским нашествием можно связывать и чуть более позднее разделение балкарского и кумыкского языков (1300 г.).

Позволим себе процитировать обсуждение дивергенции кыпчакских языков из предыдущего тома нашей Грамматики: “Распад пракыпчакской общности на западную и восточную ветви, очевидно, начался еще в домонгольскую эпоху и связан с проникновением половцев русских летописей, или куман западных авторов, в степи Юго-Восточной Европы. Оставшаяся в азиатских степях часть кыпчаков составила основу канглыйской подгруппы, а вторгшаяся в южнорусские степи часть — куманской. Однако на протяжении всей истории кыпчакоязычных племен центробежные дивергенции постоянно нивелировались центростремительными конвергентными явлениями. Конвергенция восточных и западных кыпчаков наиболее интенсивно развивалась в золотоордынскую эпоху, тогда в зоне контактов между двумя основными ветвями складывается смешанный язык ногайского типа с преобладанием западных элементов. Начало формирования отдельных языков внутри восточной и западной ветвей относится к постзолотоордынской эпохе, за точку отсчета, видимо, следует принять рубеж 14 — 15 вв. Именно тогда начинается возрождение отдельных государственных образований — Крымского, Астраханского, Ногайского, Узбекского, Казахских жузов и других ханств. В составе этих ханств происходит окончательная перегруппировка прежних родоплеменных диалектов.
811

При детальном анализе этно- и лингвогенеза каждого из отдельных современных кыпчакских языков выясняется чрезвычайно сложный и многокомпонентный состав влившихся в тот или иной народ этнических элементов, однако в силу исторических причин на западе преобладали одни языковые элементы, а на востоке — другие. В период возвышения Ногайского ханства, например, в предке ногайского языка исконные западные особенности основательно вытеснены восточными. Отпочковавшиеся от Ногайской Орды еще до преобладания в языке восточных элементов предки казанских татар (кстати казахи до сих пор называют татар noγaj, т.е. ногайцами), а также балкарцев оказались в западнокыпчакском окружении, но сохранили некоторые черты восточных кыпчаков (в частности “джеканье”). Окончательное формирование татарского языка происходило после образования Казанского ханства в середине 15 в. Башкирский язык, скорее всего огузский в своей основе, подвергался неоднократной кыпчакизации: в домонгольскую эпоху, в золотоордынский период и, наконец, в относительно позднее время со стороны татарского и казахского языков. Таким образом, окончательное формирование башкирского языка относится уже к эпохе Казанского ханства или даже к более позднему периоду. В уральской подгруппе кыпчакских языков прослеживаются черты как западных, так и восточных кыпчакских языков” (СИГТЯ 2002,258-259).

Эта довольно запутанная картина действительно имеет мало общего с дивергентной, древесной концепцией развития тюркских языков. Но она также определенным образом коррелирует с полученным лингвостатистическим методом древом. Как мы можем видеть теперь, последние узлы нашего генеалогического древа действительно датируются весьма правдоподобно с исторической точки зрения, однако эти датировки совершенно очевидно связаны с историей литературных традиций, так что не исключено, что они характеризуют исключительно связи между словарями соответствующих литературных языков. А именно, отделение татарского языка от восточно-кыпчакской группы (1390 г.) может быть связано со становлением т.наз. хорезмийско-тюркской литературной традиции, которая географически связана с территорией Золотой Орды, а, как известно, современный литературный татарский язык отчасти является наследником этой традиции. Отделение узбекского языка от языков ногайской подгруппы датируется 1630 г., что более или менее соответствует времени окончательного установления чагатайской литературной традиции.
812